Мне не спалось. Причиной тому была луна, огромный диск которой, напоминавший застывшее в бессмысленной улыбке женское лицо, был виден через окно кабинета. Едва заметная щербинка справа не добавляла ему той прелести, какую часто придают представителям прекрасного пола незначительные отклонения от нормы, как бы подчёркивая их индивидуальность. Не случайно, видимо, в такие дни активизируются разного рода субъекты с неустойчивой психикой. Я не отношу себя к этой категории нездоровых людей. У меня крепкая нервная система, просто сказалась накопившаяся усталость. Последнюю неделю приходилось много работать, заканчивая статьи сразу для нескольких издательств, и на сон оставалось не более трёх-четырёх часов в сутки.
Вот и сегодня я сидел за столом до глубокой ночи, ленясь, не стал идти в спальню, а просто прилёг, укрывшись пледом, здесь же на диване. Уснуть мне удалось практически мгновенно, но спустя какое-то время я проснулся и увидел огромную луну за окном. Вся комната была залита её призрачным, ощутимо вязким, почти липким светом. В совокупности с полным отсутствием каких-либо звуков, эта картина стала причиной непонятного внутреннего беспокойства.
Ощущение было таким, словно совсем неподалёку кто-то попал в беду и тщетно зовёт на помощь, понимая, что никогда её не получит. Мне даже явственно представилось плохо освещённое помещение без окон, свечи на стуле со сломанной спинкой, и забившийся в угол человек, закрывающийся рукой от тени, которую отбрасывает некто в длинной чёрной накидке с капюшоном, медленно надвигающийся от противоположной стены.
Потом это зрелище стало расплываться, меркнуть, и вместо него я вдруг увидел перед собой трёхэтажный кирпичный дом старой постройки, стоящий у самого края дороги. Окна его нижнего этажа были заколочены досками, на втором зияли лишённые рам пустые глазницы тёмных проёмов. В окнах третьего этажа кое-где сохранились стёкла, скрывающие за собой нежилые помещения. На их фоне в свете одинокого фонаря отчётливо были видны медленно падающие снежинки. Над входом неясно просматривался треугольный портик, внутри которого можно было разглядеть заключённое в овал женское лицо в обрамлении каких-то толстых жгутов. Улица была пуста, как это бывает глубокой ночью, и занесена снегом, в котором слабо угадывалась автомобильная колея.
Я помассировал лоб, отгоняя видение, и поднялся с дивана. В баре у меня вот уже вторую неделю стояла початая бутылка восемнадцатилетнего виски Dewar’s, которую мы с Лёшкой Успенцевым открыли по случаю первого дня его отпуска. Он улетал в Алматы, куда его местные коллеги пригласили покататься на лыжах по склонам окрестных гор.
Дарья покинула нас днём раньше, отбыв в Дрезден на очередной семинар, проводимый DAAD в честь немецких колонистов, не без успеха осваивавших когда-то благодатные земли на юге Российской империи.
Мне, оставшемуся в одиночестве, ничего не оставалось, как с головой окунуться в работу, объём которой в связи с новогодними праздниками стал просто запредельным.
Благородный напиток теплом разлился за грудиной, мягко ударил в голову. Я быстро вернулся на диван и уснул, не терзаемый больше жуткими ночными видениями.
Настенные часы показывали без четверти одиннадцать, когда луч яркого солнца, пробившись сквозь щель в занавесках, возвратил меня к жизни. Трудно передать ощущение здорового выспавшегося тела. Оно было просто великолепным. Я сделал хорошую силовую зарядку, принял душ и соорудил себе роскошный завтрак, состоявший из яичницы с кусочками поджаренного хлеба, бутерброда с сыром и чашки особым образом заваренного кофе со сливками.
В окно был виден чудесный день второй половины января. Термометр показывал семь градусов мороза. В безоблачном небе сияло низкое солнце. Искрился в его лучах ослепительно белый снег. Неподалёку на набережной медленно перемещались люди, проносились машины, да под деревьями восторженно кувыркался в сугробе золотистый ретривер. Я быстро оделся и вышел из дома. Давно мне не случалось гулять в одиночестве по городским улицам, предаваясь полному безделью.
