Глава 1
Майя
— Как вы знаете, — начала наша классная Марина Эльдаровна, —
после урагана и проливных дождей на втором этаже школы обрушился
потолок.
Мы знали. Мы вообще пришли сюда сегодня с надеждой, что летнюю
практику отменят. Эпидемия и все такое.
— Какая еще практика?! Везде зараза! — возмущался Олег Тимохин.
— К тому же, нам сейчас готовиться нужно! Меня родаки даже от
уборки лотка за котом освободили!
Уж не знаю, к чему там собирался готовиться Олежа. Он в жизни
никогда ни к чему не готовился, даже в десятом на переменах
слизывал у меня домашку на подоконнике. Или скатывал из решебников.
Он так обленился к одиннадцатому, что если бы была возможность,
распечатывал бы домашку из решебника и наклеивал на страницы в
тетрадке. Он предложил этот вариант учителям с формулировкой «ну
блин, зачем?», но все они почему-то высказались против – Олег даже
оскорбился.
Когда мы допытывались, куда Тимохин будет поступать, он
таинственно молчал. Я подозревала, что он просто сам не знает и
надеется на решающий пендель от родителей. Но насчет практики
Денька заметил правильно, по делу.
Я страшно жалела о тех двух-трех часах утром, когда мы должны
были идти в школу и махать вениками и кисточками, пытаясь придать
совершенно убитому зданию приличный вид. Ведь можно было посвятить
это время штудированию учебников! И услышав завуча, я возликовала.
Но ликовала я недолго. Потому что Марина Эльдаровна сказала:
— Не было бы счастья, но несчастье помогло. Пришла комиссия,
объявила здание школы непригодным к эксплуатации. Нас закрывают на
ремонт. Правое крыло обещают починить к первому сентября, а левое –
месяцев через шесть.
Мы, признаться, офигели. Олег тихо и жалобно вякнул:
— А мы? Как же мы? Мы же в левом.
Завуч вздохнула, подошла к Тимохину и потрепала его по волосам.
Как в первом классе, когда он плакал на уроках, умолял отпустить
его домой и повторял, что у него там трансформеры одни скучают. Так
и ныл: «Отпустите меня-я-я… я так больше не могу-у-у…»
— А вас, дорогие мои, переводят в «Успех». Там создают вторую
параллель.
Тут мы все взорвались. Начали орать:
— Какой «Успех»?! Там же одни мажоры! Мы не хотим в «Успех»! Мы
хотим с вами! Марина Эльдаровна, родненькая, заступитесь! Не
оставьте сиротами!
Оля Франц пищала:
— Я туда не пойду! Там стремно!
Вероника не орала, а сидела вся бледная, вцепившись в тряпку для
уборки, даже, кажется, временами пыталась ее зажевать.
Горин качал головой и укоризненно бубнил в щеки:
— Не, ну, блин, ну фигня… это всем фигням самая фиговая фигня…
наифиговейшая. Вот не ожидал я от вас, Марина Эльдаровна, уж от
вас-то я не ожидал.
Тарас просто откинулся назад на стуле и громко стонал. А я
прислушивалась к отряду холодных мурашек, бодро путешествующим у
меня по спине, ать-два. «Успех» – это даже не наифиговейшая фигня.
Это, возможно, конец всем моим планам. А причин-то всего шесть, а
первая-то причина состоит в том, что я физически не смогу мотаться
каждый день туда-сюда из поселка. Поэтому к черту оставшиеся пять
причин!
Марина Эльдаровна вернулась к доске и привычно рявкнула:
— Прекратить панику!
А когда мы успокоились, прижала руки к обширной груди и умоляюще
проговорила:
— Ну что же я сделаю, дитятки? Это же не мое решение и даже не
директора. Его там принимали, — она ткнула пальцем в потолок. — Вас
же в этом году всего восемь человек одиннадцатиклассников...
Кстати, где еще двое? Прогуливают практику? А, не важно уже. И в
«Успехе» девятнадцать душ. Руководство приняло оптимальное, на мой
взгляд, решение – объединить альма-матер и филиал. Вы же помните,
что «Успех» – это отпрыск шестнадцатой школы?
Мы-то помним. Как до седьмого класса нас в «а» и «б» параллелях
было по сорок человек. Как мы едва помещались в крошечной школе с
гордым статусом «гимназии с углубленным изучением иностранных
языков».
