Со слов Волконского
Эта книга возникла на основе бесед с князем Андреем Михайловичем Волконским в его доме в Эксан-Провансе на юге Франции, проведенных Иваном Соколовым и мной за полтора месяца до кончины князя 16 сентября 2008 года. Книга фактически написана со слов Волконского, с минимальной редактурой ради сохранения особенностей его речи, а также с минимальными комментариями. Русский язык Волконского был богат и красочен, однако в нем присутствовали специфические устойчивые синтаксические конструкции[1], которые я не пыталась во что бы то ни стало переделать.
В течение полутора месяцев после нашей встречи я расшифровывала огромное количество записей, сделанных в доме Волконского, живя в его мире и вновь – теперь заочно – общаясь с ним. Мы созванивались, договаривались о новой встрече под Рождество 2008 года, чтобы выверить получившийся текст. Однако через день после того, как мои расшифровки были завершены (о чем я немедленно сообщила Волконскому по телефону), Андрей Михайлович скончался. Как если бы, передав свои мысли последующим поколениям, счел, что теперь ему можно оставить этот мир.
Узнала я о его кончине лишь несколько дней спустя, во время гастролей с моим ансамблем «Камерные исполнители Сиэтла» по Прибалтике, в любимой Волконским Риге. «Какое горе! Ушла эпоха! – думала я. И: – Боже, как повезло, что мы успели…» Действительно, слова и мысли Волконского остались зафиксированными в наших записях и текстах. Его наследие – композиторское и исполнительское – теперь пополнилось заметками ученого, мыслителя, музыканта.
Личность и творчество Андрея Волконского вызывали интерес любителей музыки с момента исполнения его самых первых сочинений. Все ранние рецензии на концерты с его музыкой были по преимуществу отрицательными, за исключением одной – отклика Марины Сабининой на первое исполнение Фортепианного квинтета[2]. Это четырехчастное юношеское сочинение не могло не захватить энергичной свежестью и в то же время отточенностью пера и удивительными структурными и звуковыми находками. Однако, вопреки высказанным в рецензии позитивным соображениям, за Волконским довольно быстро закрепилась репутация хулиганистого подростка, чьи сочинения вскоре перестали исполнять и чью личность в Советском Союзе попытались предать забвению. В результате этого Волконский навсегда остался легендой, поклонение которой до сих пор наблюдается у всех вступающих на музыкальное поприще молодых российских композиторов и музыковедов.
Волконскому не удалось завоевать устойчивую известность на Западе, хотя его деятельности 1960-х годов были посвящены страницы в выдающемся труде Бориса Шварца, ставшем первым западным исследованием советской музыки[3]. Вскоре после возвращения на Запад Волконский дал несколько интервью, из которых можно было судить о его настроениях в тот период[4], однако серьезный интерес к его творчеству там так и не укрепился, и его сочинения всегда исполнялись весьма нерегулярно.
В послеперестроечные десятилетия, когда возобновились связи стран бывшего Советского Союза с Западом, музыка Волконского вновь начала звучать в России, и к его персоне возник значительный интерес. Одним из первых провозвестников стало интервью с близким другом Волконского, поэтом Геннадием Айги, в «Российской музыкальной газете»[5]. В 1994 году Волконского в его квартире в Экс-ан-Провансе на юге Франции посетили музыковед Юрий Николаевич Холопов и его ученица, студентка Московской консерватории Оксана Дроздова. Результатом этой поездки стали первые – и до сих пор остающиеся наиболее важными – русскоязычные труды о композиторе, восстанавливающие хронологию его жизни и творчества и анализирующие его сочинения
