Глава Первая. Новгородский князь
Весна 960 г. Новгород
– Малуша, где ты?! – послышалось со двора. – Добрыню, брата твоего,
повязали и ведут сюда.
– Как это «повязали»? Кто? – высунулась из окна хорошенькая молодая
женщина с чуть раскосыми голубыми глазами, маленьким вздернутым
носиком и кудрявой темно-русой косой. На груди у нее красовалось
монисто из множества серебристых монеток, а у висков колыхались
большие, с подвесками, кольца.
Внизу под окном собрались шумливые новгородцы. Такого
столпотворения Малуша не видела отродясь, и любящее сердечко
невольно екнуло – не случилась ли с братом беда? Последнее время он
попадал то в одни неприятности, то в другие. Зимой его принесли
чуть живого, из-за того, что спасал угодивших под лед рыбаков и
обморозился в стылой воде. А недавно затеял пьяную драку и пробил
кому-то невинную голову, и тогда собирали вече и едва не выгнали из
города вон.
Де́вичий терем наполнился голосами и звуками торопливых шагов.
Малуша наспех накинула вышитый белый плат и, приосанившись, вышла
встречать гостей.
В сенях она первым делом увидела брата, которого крепко-накрепко
держали двое верзил, и, позабыв про осанку, подбежала к нему с
вопросом, в какую бодягу впутался в этот раз. Добрыня смотрел на
нее, смутившись, прятал глаза и молчал. Роста он был громадного, а
возрастом – очень юн. Косматые волосы путались, словно конская
грива, над рассеченной губой виднелся свежий кровоподтек.
– Вижу, совестно тебе повиниться, – укорила его Малуша. – А делать
не совестно? Перед людьми не стыдно? И себя позоришь. И мать нашу
старую…
– Так это брат твой Добрыня? – услышала чей-то знакомый голос и,
удивленно взметнув бровями, медленно повернула голову.
Среди вояк, обветренных и суровых, стоял одетый в дорожное князь
Святослав. За время долгой разлуки он мало чем изменился. Все те же
светлые пряди волос и ясные пристальные глаза. Святослав был почти
таким же высоким и ладно скроенным, как и Добрыня, но выглядел
старше своих двадцати с небольшим. Мелькнувшая теплота во взгляде и
приветливая полуулыбка показались такими родными, что первым
порывом Малуши было кинуться суженому на грудь, но вместо этого она
лишь сказала:
– Отнекиваться не буду – это, и правда, брат мой Добрыня.
– А я не признал его. Подумал, разбойник, – внезапно нахмурился
Святослав, и у Малуши упало сердце.
– Разбойник? – пробормотала она, оглянувшись на брата.
– А как по-другому его назвать, – холодно произнес Святослав. –
Сначала напал на торговый шатер. А когда я стал заступаться – напал
на меня.
– Ах, вот что он натворил… – проговорила Малуша, задрожав как
осиновый лист. Нападение да к тому же на князя считалось тяжким
проступком. После убийства отца Святослава виновных не пощадили –
одних схоронили заживо, а других – сожгли.
– Погоди обвинять Добрыню, пресветлый князь, – неожиданно
прозвучало с порога, и в сени вошла Малушина мать. Иноземные гости
принимали ее за мать Святослава – княгиню Ольгу и называли Алогией,
да так это имя к ней и пристало. Невысокая ростом, по-княжески
величавая она обладала умением убеждать и пришла поддержать своих
повзрослевших детей.
– Давно ты не приезжал, не показывал недругам своего меча. А без
тебя повадились в Новгородские земли лихие люди. Обирают и грабят
окрестных селян, а по ночам пируют возле шатров. Добрыня, наверное,
обознался. Принял один шатер за другой.
– А, может, он обознался от того, что был пьян? – недоверчиво
спросил Святослав.
– Добрыня, что пьяный, что трезвый, никого просто так не обидит, –
с достоинством возразила Малушина мать. – Вот коли знал бы он, что
ты приезжаешь, тогда бы и встретил тебя по-другому. Как полагается,
ласковым словом. Ты подожди его осуждать. Послушай сначала, что о
нем говорят. А там и рассудишь, как тебе поступить.
