Лондон, октябрь 2010 года. Дождь лил не переставая, превращая Бетнал-Грин в лабиринт из зеркальных луж, где отражались тусклые фонари, неоновые вывески и серое небо, тяжёлое, как бетон. Улицы пахли мокрым асфальтом, дешёвым табаком и той неуловимой тоской, что пропитывала рабочие районы, где мечты о лучшей жизни тонули в рутине. Лиам Кроу, двадцатипятилетний парень с растрёпанными тёмными волосами, усталыми глазами и лёгкой сутулостью, сидел в своей квартире на четвёртом этаже обшарпанного дома. Его комната была хаосом: три старых монитора мигали зелёными строками кода, провода змеились по полу, как корни древнего дерева, а стол завален пустыми банками из-под энергетиков, обрывками бумаг и единственной кружкой с надписью «Лучший сын» – подарок матери, тёплое пятно в этом цифровом холоде. Стены, покрытые облупившейся краской, хранили следы прошлого: пятна от пролитого кофе, царапины от мебели, которую Лиам тащил сюда один. Это была его крепость, его убежище, его поле боя.
Лиам не спал трое суток. Его веки дрожали, пальцы ныли от бесконечного стука по клавишам, а в голове гудело, как в перегретом сервере. Но он не мог остановиться. Код, который он писал, был не просто программой – это был его бунт, его месть, его крик в пустоту мира, где справедливость казалась сказкой. «Несправедливость где-то – это угроза справедливости повсюду», – писал Мартин Лютер Кинг. Эти слова, которые Лиам однажды прочёл в школьной библиотеке, теперь горели в его сознании, как маяк в ночи. Он вырос в Бетнал-Грин, среди бетонных коробок, где граффити кричали о свободе, а жизнь шептала о выживании. Его мать, Элисон Кроу, медсестра с натруженными руками и улыбкой, которая не гасла даже в самые тёмные дни, воспитала его одна. Она работала в местной больнице, где пациенты умирали не от болезней, а от цен на лекарства, которые диктовали корпорации вроде Zenith Solutions. Лиам видел её слёзы, когда она рассказывала о мальчике, не дождавшемся инсулина. Тогда, в свои пятнадцать, он поклялся: он изменит этот мир. Наивно, глупо, но с той искренней верой, что движет юностью.
Zenith Solutions была мечтой любого кодера. Их офисы в Кэнэри-Уорф сверкали стеклом и сталью, как замки будущего, а слоган «Технологии для жизни» красовался на билбордах, обещая спасение. Лиам, с его талантом и голодом до признания, ворвался туда два года назад, полный надежд. Он писал код для медицинских систем, думая, что спасает жизни. Но правда оказалась грязнее лондонских подворотен. Zenith не просто завышала цены на препараты – они финансировали наркотрафик, маскируя его под поставки медикаментов. Лиам нашёл это случайно, копаясь в зашифрованных файлах, которые его начальник, пузатый Пол Уилсон, велел «не трогать». Там были счета, переписки, доказательства: Zenith отмывала деньги через фиктивные фонды, поставляла поддельные вакцины в Африку и сотрудничала с картелями, чтобы защитить свои грузы. Это был не бизнес. Это было убийство, завёрнутое в глянец корпоративных улыбок.
Лиам сидел, уставившись в экран, где курсор мигал, как пульс. Его сердце колотилось, а в голове крутились воспоминания. Два месяца назад он решился. Связался с журналистом, Дэвидом Кларком, чьи статьи о коррупции он читал в The Guardian. Лиам передал архив через Tor, замаскировав следы, как учил его старый друг по хакерским форумам, некто Ghost – загадочная фигура, чей саркастичный тон всегда поднимал настроение. «Держи хвост пистолетом, новичок, – писал Ghost. – И не верь никому, даже себе». Лиам был осторожен, но Zenith оказалась быстрее. Через неделю его вызвали в офис. Пол Уилсон, с его лоснящимся лицом и фальшивой улыбкой, сидел напротив, а HR-менеджер, Кэтрин Блейк, холодная, как лёд, зачитала приговор: «Уволен за нарушение конфиденциальности». Лиам пытался спорить, но его слова тонули в их равнодушии. Архив не дошёл до печати. Дэвид Кларк исчез из контактов, а слухи шептали, что его «убедили» молчать. Лиам вернулся домой с пустыми руками и чувством, будто мир предал его – правда, надежда, он сам.
