Время остановилось. Элиан стоял посреди кабинета, словно актёр, застывший в кульминационной сцене трагедии, которая навсегда изменила его жизнь. Его дыхание было прерывистым, грудь вздымалась так, будто он только что пробежал марафон, хотя всё произошло за считанные секунды.
Он стоял и смотрел на свою жену, которая с ужасом взирала на него с пола и кричала от боли. Её лицо было залито слезами. Рука, тонкая и изящная, которую он столько раз держал в своей, была вывернута под совершенно неестественным углом, кость, должно быть, сломана. Её обычно аккуратные светлые волосы теперь спутались и прилипли к мокрым щекам, а глаза, всегда такие теплые и любящие, теперь расширились от чисто животного страха. Она пыталась отползти назад, опираясь на здоровую руку, но пол в кабинете был скользким от разлитого кофе из опрокинутой кружки, и она лишь беспомощно скользила.
Элиан чувствовал, как его собственное сердце колотится в груди, словно пытаясь вырваться, а в ушах стоял гул, как от далекого поезда. "Что я наделал?" – мысль пронзила его, как вспышка молнии, но тело все еще дрожало от адреналина, не давая осознать весь ужас.
Рядом с ней на полу лежал Дэвид – его лучший друг с университетских времён. Тот самый Дэвид, с которым они строили планы на будущее, делились секретами, праздновали повышения. Теперь его голова была проломлена, а из раны медленно сочилась тёмно-красная жидкость, образуя на светлом ламинате уродливое пятно, которое с каждой секундой становилось всё больше. Кровь расползалась по паркету, смешиваясь с осколками стекла от разбитой рамки с фотографией – их совместного отпуска на море. Друг, Дэвид, не шевелился; его глаза были открыты, но пусты, а рот слегка приоткрыт, словно в последнем, недосказанном слове.
Металлическая статуэтка – награда за "Проект года", которой он так гордился – выскользнула из его онемевших пальцев и с глухим стуком упала на пол. На её поверхности остались тёмные пятна.
Ещё пятнадцать минут назад он был успешным управляющим региональным отделением, примерным семьянином, у которого всё складывалось как нельзя лучше в его тридцать четыре года. А теперь…
Он смотрел на свои руки – они дрожали. На манжетах белой рубашки красные брызги. Пустота. Внутри была только гулкая, звенящая пустота.
Элиан медленно повернулся и вышел из кабинета. Его шаги по коридору звучали механически, будто он был роботом, выполняющим заложенную программу. Офисное здание почти опустело – была уже половина девятого вечера.
Навстречу шла Мари из бухгалтерии, она задержалась допоздна, разбирая квартальные отчёты. Увидев Элиана, она сначала улыбнулась своей обычной приветливой улыбкой:
– Элиан! А я думала, все уже разо… – Слова застыли у неё на губах. Её взгляд скользнул по его лицу, по коротко остриженным тёмно-русым волосам, по бледному лицу, обрамлённом аккуратной небольшой бородой, опустился ниже, остановился на забрызганной кровью рубашке. Улыбка исчезла, глаза расширились от ужаса. – Боже мой, что случилось?
– Вызовите скорую, – голос Элиана звучал странно отстранённо, словно принадлежал другому человеку. – Там, в кабинете… – Он махнул рукой в сторону открытой двери, из которой доносились приглушённые стоны Анни. – И полицию тоже…
Мария схватилась за телефон дрожащими руками, а Элиан пошёл дальше по коридору, к лифтам. Каждый шаг давался ему с трудом, ноги наливались свинцовой тяжестью.
***
Элиан сам пришёл в ближайший полицейский участок. Дежурный сержант сначала подумал, что перед ним жертва нападения – до такой степени потрясённым он выглядел. Но когда Элиан произнёс: "Я хочу сдаться. Я совершил преступление", – в участке началась суета.
