Хотелось грызть зубами стену, сдирая рельеф обоев ногтями,
кричать, требуя никогда не останавливаться, и плакать, прося
прекратить.
Первые двадцать три года жизни Люба прожила в квартире, где
нужно было топать или шаркать ногами, подходя к какому-либо
повороту и стучать, прежде чем заглянуть в комнату, чтобы не
поймать родных за прелюдией. Случайно наткнуться на секс в доме
было невозможно, ведь вся женская половина семьи Кошкиных не
сдерживала себя и стонала громко и с чувством.
Потом их жилплощадь расширилась и почти три года она могла
спокойно ходить по коридорам, главное было не врываться в закрытые
комнаты.
И вот начался второй год её отдельного проживания от
любвеобильных родственников в квартире распрекрасного мужа, где
всегда тихо и спокойно. Пусть иногда приходит мысль, что такой
покой сравним с обстановкой в склепе, но речь сейчас не об этом, а
о сексе.
Так вот Люба, прижатая верхней частью тела к стене, а спиной к
мужскому торсу, короткими вдохами ловя жизненно необходимый
кислород, мучительно прозревала.
До этого момента она не понимала, как можно настолько увлечься
процессом, чтобы забыть о том, что через стенку вас слышат
дети/родители/сестры/брат. А сейчас, чувствуя, как всё внутри
дрожит, и каждая клеточка кричит о скором взрыве, который либо
уничтожит её, либо вознесёт до небес, она сомневалась в своей
способности отказаться от этого ощущения и выкрутиться из
поддерживающих и ласкающих её мужских рук, если бы внезапно их
уединение было нарушено.
Дверной звонок, сигнал входящего вызова, безбашенный воробей,
пожелавший влететь в закрытое окно, голоса за дверью родственников
её или мужчины, что в это мгновение двигается в ней и обжигает
горячим дыханием шею, землетрясение или сирена, предупреждающая о
начале зомби-апокалипсиса. Девушке казалось, что независимо от
происходящего вокруг, её алчная потребность получить максимум
порочного удовольствия не позволила бы мозгу пустить импульс и дать
команду телу прекратить это сладкое безумие.
Разве что муж, чудесным образом перенесшийся в центр комнаты,
заставил бы Любу заглушить в себе зов плоти.
Вот бы Стас удивился!
Если бы всё-таки посмотрел на неё, а не просто поздоровался,
пройдя мимо и не отвлекаясь от своих дум.
И что за чушь лезет в голову в ТАКОЙ момент?!
- Доброе! - обернувшись, кивнула Люба мужу. - У нас сегодня
овсянка с бананами и грецким орехом.
- Доброе утро! - пройдя совсем рядом и вскользь соприкоснувшись
с ней предплечьями, ответил он и выдвинул полку со столовыми
приборами, взяв на себя часть забот по подаче завтрака.
Для себя он достал обычную чайную ложку, а для жены десертную из
фарфора украшенного гжелью, которую она купила на его глазах во
время недельного послесвадебного отпуска в Карелии.
Стас сам решил, что она станет любимой ложкой девушки, та
поначалу подыграла ему, а потом и впрямь привыкла, есть ею каши и
йогурты.
Следующие десять минут прошли в молчании, и только опустошив
свою тарелку, муж поблагодарил за завтрак, встал, вымыл за собой
посуду и пошёл заканчивать свои сборы, чтобы ещё через пять минут
уже из коридора проинформировать Любу.
- Я ушёл. Хорошего дня!
Идеальные сожители, не правда ли?
Любовь выходила из дома через двадцать минут, проезжала на
автобусе две остановки, перебегала четырёхполосную трассу,
спускалась со склона по протоптанной тропинке и оказывалась на
своём рабочем месте в отделе кадров ровно без пяти минут
девять.
Там она приветливо здоровалась с коллегами и была вежливо
отстранённой с управляющим Тимуром Андреевичем, чтобы никто не
догадался, что на место её взяли по блату.
