Глава первая. Гармония, как же!
Мама и папа у Мани, она знала это наверняка, были высокие и красивые. Конечно, все дети уверены, что их родители – высокие и красивые, ведь они смотрят на них снизу вверх любящим, не видящим недостатков взглядом. Но Манино детское мнение подкреплялось еще и действительностью.
Во-первых, когда рядом с папой или мамой становился какой-нибудь другой человек, – а гостей в их квартиру захаживало немало, – то обыкновенно папа и мама оказывались выше. Это по поводу их роста.
Во-вторых, их привлекательность. Не раз, когда папа отлучался сделать распоряжения насчет ужина или чая (мама, как правило, и так сидела в другой комнате), Мане доводилось слышать такого рода замечание из уст того или иного гостя:
– Какую же очаровательную пару составляют господа Крестовские!
– Да-да, – с готовностью подхватывал собеседник, – удивительно красивые люди. Как нельзя лучше подходят друг другу. Часто бывает, что если дама красавица, то в мужьях у нее этакий старый уродливый фат. Или, наоборот, глянешь: до чего элегантный господин, до чего изысканный и благородный, а супруга его – чудище болотное: и по внешности дурнушка, и воспитания дурного. А тут нет! Тут, как говорится, гармония.
Третий гость при этом слове фыркал.
– Гармония, как же! Знали бы вы, какие нешуточные между ними ссоры и баталии разворачиваются. Мне Лесков по секрету сказывал. Что тут творится! Пара, никто не спорит, может быть и очаровательная с виду, но скандалезная по сути.
Когда папа возвращался к гостям, разговор, понятно, сразу же перескакивал на другую тему. Что до Мани, то ее, в силу ее трехлетнего возраста, нимало не стеснялись, все равно-де ничего не понимает, только под ногами путается.
А она понимала. Прислушивалась к ведшимся в отсутствие родителей беседам и понимала. Ей льстило, что все признают папину и мамину красоту. А ссоры… А что ссоры? Маня знать не знала, как обстоят дела и как складываются отношения в других семьях, ей не с чем было сравнивать, поэтому она логично предполагала, что это везде и у всех так. Что у всех детей родители устраивают меж собой скандалы. И гармонии – какое, право, смешное слово, но она догадывалась уже, в чем его смысл, – гармонии нигде нет.
– Маня! – сердито говорила ей мама, хмуря брови. – Ты опять среди гостей мешаешься! Сколько раз тебе уже говорила! А ну-ка пошли со мной.
И она уводила девочку. Вслед раздавались разноголосые протесты: «Ну что вы! Зачем же?», «Такой милый ребенок!», «Пусть ее побегает». Но мама их не слушала.
Мама вообще не любила гостей, сама старалась выходить к ним пореже и дочку ругала, когда та крутилась в кабинете, где они находились. Причиной тому был мамин вздорный, несмотря на всю ее красоту, характер, – так, во всяком случае, утверждал папа. Когда гости расходились, он мягко высказывал ей упрек за ее нелюдимость и нерадушие, которые могли быть замечены. Но мама с этим не соглашалась и называла другую причину:
– Всеволод, как ты не можешь понять! Я больна! Я очень больна! У меня чахотка! До гостей ли мне!
– Но ты же актриса, Варенька. Ну так вот и сыграла бы, что ты рада их видеть.
– Сыграла бы? Какой же ты жестокий, Всеволод! Как я могу играть, когда я болею и осознаю, что когда-нибудь умру!
– Когда-нибудь! – тихо усмехался папа. – Когда-нибудь все мы умрем.
– Да, но только я раньше всех. И мне не доставляет удовольствия видеть у себя дома толпу народа и понимать, что все они меня переживут.
Мама принималась плакать, папа ее утешал, но становилось только хуже. Когда кончались слезы, начинался крик. Мама обвиняла папу в излишнем хлебосольстве, в делании хорошей мины при плохой игре.
