Пролог
2006 год, весна
Апрельский день встретил всех
собравшихся на кладбище, на удивление, теплой солнечной погодой, а
не промозглым ветром, который завывал за окнами еще несколько дней
назад.
Весна в этом году опаздывала, и даже
середина апреля была пронизана сыростью и холодом настолько, что
все собравшиеся, коих насчитывалось не более пятнадцати человек,
были укутаны в плащи и ветровки.
Высокий молодой человек с темными,
почти черными волосами, в дорогом костюме, в пальто, распахнутом на
груди, скрестив руки, в унылом молчании наблюдал за погребением
умершей.
Не сказать, что он был хорошо знаком
с ней, встречался постольку поскольку, но, тем не менее, не мог не
оценить ту услугу, которую она ему оказала четыре года назад.
Грандиозную по своей сути услугу.
Сейчас, провожая её в последний путь,
Антон Вересов думал не о том, что вся волокита с поминками и
надоедливые причитания о том, как всем жаль, что их покинула такая
замечательная женщина, Маргарита Львовна Агеева, будет раздражать
его еще несколько часов после того, как все разойдутся. Все мысли
его были направлены на то, что после себя оставила «в
наследство» экономка отца.
Хотя, если быть точным, это сделал
ещё сам отец, те самые четыре года назад, когда один лишь пунктик в
завещании лишил Антона права выбора на то, как ему распоряжаться
своей жизнью.
Антон невольно нахмурился, вспоминая
разговор с отцом за несколько дней до его кончины. Словно
предчувствуя свой скорый уход, уже тогда Олег пытался намекнуть
сыну, что оставляет после себя. Тогда Антон не придал, а,
может, не пожелал придать словам отца бо́льшего значения, чем
требовалось, и, как выяснилось, пожалел об этом уже после оглашения
завещания.
На меньшее рассчитывать не
приходилось. Впрочем, как и на большее.
Олег Вересов до конца остался верен
себе и своим принципам.
Антон вздохнул, втягивая удушливый
запах сырой земли, и невольно поморщился, поднимая взгляд от
деревянного гроба, погруженного в могилу.
Маленькая худенькая фигурка,
закутанная в черную шаль, скованно сжав плечи, но, гордо приподняв
подбородок, стояла напротив него, и Антон просто не мог не обратить
на нее внимания. Да и трудно было не сделать этого. Она теперь
станет центром его существования. Эта маленькая, щупленькая,
бледная на лицо девочка с тонкими кистями и острыми скулами.
«Неужели, действительно,
шестнадцать?» подумал Антон, искоса поглядывая на девочку.
На вид ей можно было дать не больше
тринадцати.
Разглядывая тонкий стан, выпрямленную
спину, натянутую гитарной струной, сведенные к переносице брови и
упрямо поджатые губы, Антон подумал, что девочка держится вполне
уверенно, даже, пожалуй, решительно.
Сощурив глаза и невольно наклонив
голову набок, он оценивающе пробежал по ней острым взглядом.
Старенькие сапожки на невысоком
каблучке, явно уже вышедшие из моды и не раз «клееные». Теплые
черные колготки, обтягивающие тонкие ножки второй кожей, шерстяная
юбка, поношенная, аккуратно заштопанная, ветровка и черная шаль,
укрывающая голову.
Антон нахмурился и поджал губы.
«Что-то с течением времени всё же не
меняется», подумал мужчина и брезгливо отвернулся от девочки, не
заметив, как та, подняв голову, словно почувствовав на себе
оценивающий взгляд, посмотрела на него быстро и колко из-под
сведенных бровей.
Могилу между тем уже стали засыпать
землей, чему Антон втайне порадовался, так как хотел поскорее
встретиться с адвокатом, чтобы оговорить все вопросы дела и уладить
формальности. А сделать это можно будет только после окончания
поминок, а возможно, и вообще на следующий день.
Когда все необходимые ритуалы были
исполнены, люди, собравшиеся попрощаться с Маргаритой Львовной,
стали расходиться, кто-то, причитая и охая, утирая застывшие на
щеках слезы платочком, а кто-то, держась стойко и не проронив и
слезинки. Как Антон. И как та, что стояла напротив него.