Как читать эту книгу, или Несколько слов от переводчика
«Крылья голубки» считаются одним из самых сложных по структуре романов Генри Джеймса, классика американской литературы XIX века, широко признанного современниками в Европе, названного неоднократно блестящим стилистом – и в то же время невозможным, порой невыносимым по витиеватости речи и многослойности образов и мыслей. Судить о романе – дело читателей, и остается надеяться, что перевод сохраняет не только нюансы смысла, но и структуру фразы, характерную авторскую манеру Генри Джеймса с обилием вводных оборотов, оговорок, уточнений – мучительных и очаровательных, как дыхание человека, из духоты города поднимающегося в альпийскую долину вслед за героинями романа, или как колдовство венецианских и лондонских улиц, по которым скитаются неприкаянные персонажи «Крыльев голубки».
Стоит отметить, что популярный прекрасный фильм 1997 года с Хеленой Бонем Картер, Шарлоттой Рэмплинг, Майклом Гэмбоном и другими знаменитыми актерами включает в себя далеко не все сюжетные линии романа, превращает некоторых персонажей во второстепенных, других вообще не показывает. Конструкция фильма обладает ясностью и простотой, против которых решительно боролся Генри Джеймс, отстаивая загадочность и туманность истории, в которой четкие контуры проступают лишь по мере развития действия и особенно к финалу. Так что тех, кто смотрел фильм, в книге ожидают открытия.
При составлении этого издания показалось важным включить в него не только текст романа, но и рассуждения Генри Джеймса о его изобретении и построении. И тут необходим краткий комментарий. Книга завершается авторским предисловием 1909 года, вызванным критикой в адрес автора после «серийной» журнальной публикации романа. Обращаясь к тем, кто книгу уже читал, романист предлагает то, что сегодня принято называть «спойлерами» (причем весомыми), а с другой стороны, не объясняет детали, полагая, что читатель предисловия и так все это знает. Однако начинать с предисловия не стоит – скорее всего, им нужно закончить знакомство с историей.
Начинать надо с романа. Затем, во вторую очередь, будет любопытно познакомиться с выдержками из записных книжек Генри Джеймса: так можно увидеть реальное рождение сюжета и понять, как сильно менялось отношение автора к персонажам в процессе работы. Несколько писем отражает переживания писателя после первого издания книги, его общение с коллегами, редактором и друзьями. И вот после этого, третьим этапом, интереснее всего познакомиться с предисловием. И обнаружить, как поменялась позиция автора после романа и читательских отзывов, как далеко он ушел от первоначального замысла, сохранившегося в записных книжках, а в чем остался верен ему. И история романа имеет все шансы оказаться самостоятельным сюжетом, в котором главным героем будет сам Генри Джеймс. Не случайно он сегодня появляется в качестве персонажа на страницах современных романов, привлекает внимание не только своими книгами, но и весьма своеобразной личностью, сложной судьбой и серьезным отношением к работе писателя.
Хотелось бы верить, что «Крылья голубки» и история романа в заметках Генри Джеймса станут двумя «крыльями» одной большой и увлекательной истории о молодых людях, увлеченных Роком и сильными страстями и устремляющихся навстречу непредсказуемой судьбе.
I
Она, Кейт Крой, ждала, когда придет отец, но он самым бессовестным образом держал ее в напряжении, и время от времени она замечала в зеркале над камином свое бледное от гнева лицо – ей хотелось развернуться и уйти, отказаться от встречи с ним. Однако она не заходила так далеко, лишь меняла место, перемещаясь с потертого дивана в кресло, обитое вощеным ситцем, и невольно касалась ткани, скользкой и немного липкой. Она разглядывала пожелтевший рисунок обоев, листала случайный журнал годичной давности. Под лампой с абажуром из цветного стекла и рядом с вязаной ослепительно-белой салфеткой скатерть на большом столе выглядела пурпурной; время от времени Кейт выходила на крошечный балкон, куда вели два французских окна. Перед ней открывался вид на заурядную улочку, но после заурядной тесноватой комнаты он вносил хоть какое-то разнообразие; и это все наводило ее на мысль, что узкие темные стены, слишком убогие даже для задних фасадов, соответствовали не менее жалким интерьерам этих домов. Эта комната была подобна сотням других, возможно, еще худших, по всей улице. Каждый раз, когда она возвращалась внутрь – каждый раз в нетерпении и досаде, – пространство комнаты представлялось ей все более глубоким, она все острее чувствовала слабое, вялое воздействие предметов, утрату удачи и чести тем, кто здесь живет.
