ВОЗВРАЩЕНИЕ ДУШИ
Из книги «Африканский капкан»
Трое сидели у костра молча. Лукьяныч помешивал ложкой в кастрюле. Пахло вареной рыбой. Гена в который раз уже перекладывал плоские камни походного стола. Гоша раскладывал бананы на три кучки.
После похорон соотечественника прошли сутки. Все трое находились в состоянии депрессии. Почти не разговаривали между собой. Не шутили. При этом, казалось, избегали друг друга в течение прошедшего дня, но старались и не удаляться далеко, не выпадать из поля зрения.
– У меня глаза от этих бананов зеленые, – сказал Гена без интонации.
– Не ешь, – вставил Гоша.
– Что такое, не ешь? Бананы не ешь, рыбу не ешь… Что такое?
– Гена, – улыбнулся Лукьяныч, – ты чего занервничал?
– Я не занервничал. Я загрустил.
– По девочке-сенегалочке, да? – съязвил Гоша-грузин.
– По дому, – ответил Гена. И все опять замолчали.
В африканском поселке сегодня было тихо. Будто и там тоже грустили. Или действительно были эти туземцы чернокожие такими чуткими к чужому горю. Но факт: даже мальчишки сегодня не играли с мячом и не звали Гошу постоять на воротах.
– Я подумал, – начал Гена нерешительно, – если у этого парня была душа, то куда она полетит сегодня? На ветки деревьев или к облаку над рекой?
– Она домой полетит, – сказал Гоша уверенно. – Туда, домой, – показал рукой в сторону севера.
– Ты откуда знаешь?
– Лукьяныча спроси, если мне не веришь.
Гена посмотрел на старшего. Лукьяныч вынул из котелка ложку, поднес к носу, нюхая, опять опустил ее в варево.
– Чего ты молчишь, Лукьяныч? – спросил Гена нетерпеливо. – Чего его нюхать и на вкус пробовать, соли все равно нет. Обман желудка это варево!
Лукьяныч повернулся к Гене:
– Ты тетрадь этого парня в могилу не положил?
– Я положил, Лукьяныч. Но несколько листиков сами мне в руки выпали, будто просились. Я их и взял.
– Я почему сказал, что в могилу положить надо? Потому что эти листики, как душа его, потому и должны с ним быть. А если ты их с собой взял, то это как тайну чужую взять. Можешь ты ее сохранить, не растерять? Когда ты сейчас и себя самого уберечь не можешь, не знаешь, что с тобой завтра будет…
– Оно так, Лукьяныч, – вмешался Гоша. – Но с другой стороны посмотреть если, то плоть соотечественника нашего умерла, а душа-то жива. Как живую ее – в могилу?.. Правильно Гена взял. Ты читал, что там? Я сегодня увидел эти листики на камнях, когда Гена читал их. Он не видел меня. Поверишь, листики шевелятся от ветерка, а мне кажется, что живые они. Чуть мозги не зашевелились! Мне читать трудно, глаза болят. А увидел раскрытыми два листочка, да стрекоза на них присела, поцарапалась лапками и улетела куда-то. А мне, веришь, показалось, что все она прочитала и поняла, божья тварь! Мистика! А я верю!
– И я с этими листиками головой тронулся, домой хочу! – скрипнул поломанными зубами бывший боцман. – А что такое? Хочу!
– Значит, дойдешь, – успокоил его Лукьяныч.
– Дойду!
– И тетрадь сохранишь?
– Сохраню. Мне эти листики, поверь, единственный документ, по которому каждый поймет, что я из России, – Гена показал рукопись.
– А ведь прав боцман! Мы как с флагом теперь, – засмеялся сухумский грузин.
Лукьяныч взял из рук боцмана чужое письмо на тетрадных листочках:
– Дай, – сказал, – я почитаю…
Начал читать:
«…И нет покоя душе.
И дела ей нет до совести или рассудка, до голоса любви или зова предков.
Есть только крик.
Нет дела ей до того, что не найти равновесия и опоры. В сознании человеческом или в жизни.
