Мы с Артёмом поругались: без кровопролития, но довольно крепко.
И повод-то был наиглупейший, но зачастую именно наиглупейшие поводы
являют собой образцы бескомпромиссности и тупой упёртости в
нежелании прощать. Вообще-то я отходчивая, мне достаточно пяти
минут, чтобы осознать свою долю вины в ссоре и пойти мириться,
бодая головой, как телёнок, спину любимого мужа…
Что же нашло на меня в этот раз, я и сама с трудом могу
объяснить, а только вот «виноват он, и всё тут». Ко всему прочему,
у меня начался отпуск, а за окошком буйствовало невероятно тёплое и
ласковое лето. И такая мысль пришла в мою отчаянную шальную голову:
«А чего мне, молодой и красивой, киснуть в городе, накручивая себя
и укрепляя стены личной трагедии?» Кроме того, нахождение с мужем в
одной квартире являлось причиной великого соблазна: снова идти
бодать головой спину и признавать поражение. А на меня впервые в
жизни нашло отчаянное желание выдюжить, не показать свою
бесхребетность. А еще желательно, чтобы наконец попросили прощения,
валяясь у меня ногах. А почему нет? У всех валяются, а у меня пока
— ни разу.
К сожалению, при подсчёте моих финансов они дружно спели не
только романсы, но и станцевали лезгинку, ламбаду, вальс,
откланялись и помахали ручкой.
Вот тут и случилось у меня озарение: тёплой ласковой волной
накрыли меня воспоминания о доме, где я жила в детстве, о тогдашних
жарких летних деньках. И я решила, точнее, решилась…
Удивительно, что на сборы чемодана мне хватило пары часов против
обыкновенных пары дней. «Так вот что значит целеустремленность», —
подумала я и для убедительности данной мысли подняла вверх
указательный палец.
Я купила билет на поезд и поехала в «Туево-Кукуево», где меня, в
общем-то, никто и не ждал… Ну хотя как никто не ждал? Там, в
деревне Утекаево, жила любимая тётка, которой я позвонила уже из
поезда: «Валентон, это я, Лёля! Я тебе мчууууу, ты слышишь? Жди
давай меня!» И Валентон покорно сказала: «Ох, ёшки-матрешки, кого я
слышу! Ну давай-давай, мчи! Только сама знаешь, я тебе тут устрою
концлагерь, трудовые будни заключённых!» Она, моя тётка Валентина,
— большая шутница и баловница. И, уверяю вас, она прекрасна в этой
своей ипостаси! Она безмерно любит, когда её кличут Валентоном, как
когда-то придумала я. Она очень весёлая и очень упрямая… В общем,
она вам понравится, я обещаю.
Очевидно, принятое решение по поводу отпуска сняло с моих плеч
тяжесть пережитой с мужем ссоры, потому что, едва только поезд
тронулся, я погрузилась в приятную дрёму и проспала все долгие часы
дороги, ни разу не приоткрыв глаз.
От вокзала до пункта назначения мне предстояло добираться,
приложив не только интеллект, но смекалку, прыткость и эту… как её…
коммуникабельность! Рейсовых автобусов до Утекаево, конечно, не
было. Выход очевиден: попутки! Я изрядно помыкалась по вокзальной
площади и, несмотря на коммуникабельность, получила отказ от всех
потенциальных извозчиков: «Нее, туды не поеду, это же в такой
Требухаловке, что итить-надоить!» Я уже почти отчаялась, но тут
вселенная надо мной смилостивилась и, если можно так сказать,
подкинула вариантик. «Подарком судьбы» оказался разваливающийся на
ходу мотоцикл с коляской, управляемый усатым и чубатым мужиком лет
шестидесяти, густо-дымно курившим «Приму», знаете, этакое красное
знамя советских курильщиков. Я кое-как запихнула чемодан в
мотоциклетную люльку и напялила предложенную мне каску, такую
старую, что казалось — именно в ней некий древнеримский герой
сражался в своих самых величественных походах. И, судя по трещинам
и вмятинам, в ней же и был повержен. Я уселась позади моего водилы,
который эффектно крякнул и нервически торкнул ногой педаль своего
железного коня. После этого, будто эхом отозвавшись на зов хозяина,
крякнула его колымага и глухо и надрывно затарахтела, выпуская
клубы чёрного дыма из прокопчённой до угольного цвета трубы.
Поехали!
