Фитиль вспыхнул, озарив всю комнату,
и с шипением погас: масло в лампе закончилось. И бездна с ним… на
сегодня уже хватит — и так с ночи за работой. Ноги продрогли на
земляном полу, пальцы занемели от усталости, а глаза драло, словно
в каждый сыпанули по горсти песка. Озавир отложил кисть, закрыл
склянку с чернилами притертой пробкой. Напоследок хотел еще раз
глянуть исправленную карту, но в полумраке комнаты все равно ничего
толком не поймешь. Служба вещателя особо не балует: приходилось и
есть в грязных нищих трактирах, и спать в лесу на лапнике, но
именно сейчас, в Умгарии Озавир особенно часто вспоминал родной дом
в Орбине, теплый, светлый, устроенный для жизни. В этом же подобии
жилища становилось холодно, стоило очагу в глиняной печурке
погаснуть. А темно было всегда: крошечное окошко, затянутое бычьим
пузырем, совсем не давало света. И, хотя на дворе уже около
полудня, писать приходилось при дымной масляной лампе.
Наработавшись, как сегодня, до рези в глазах, Озавир не раз уже
думал: не поделиться ли с этими дикарями секретом изготовления
стекла? Только сомневался, что даже под его руководством у них
выйдет что-то достойное.
Дождавшись, пока подсохнет тушь, он
скрутил пергамент и сунул в тубус, закрепленный на поясе — так
надежнее. По-хорошему письма следовало не накапливать, а сразу же
отправлять в Орбин: пусть Высокий Форум изучает, делает выводы. Но
было не с кем — на такой вал новостей никаких гонцов не
напасешься.
Да… проспали орбинские патриархи
Умгарию, упустили. И пенять некому: он сам, славнейший Озавир Орс,
уже восемь лет как Отец-Вещатель республики по должности обязан
изучать соседей, знать все их помыслы, сильные и слабые стороны. Но
в Орбине привыкли больше смотреть на юг, за горы — там богатые
страны и торговые интересы, да вполглаза приглядывать за крайним
севером — северяне повоевать не дураки. А тех, что под боком,
считали совсем уж дремучими дикарями, годными только на поля и в
шахты. Тем временем никому до сих пор не известный воевода Вадан по
прозвищу Булатный сумел объединить разрозненные умгарские племена
и, объявив себя великим кнезом всех умгар, завел общую казну,
армию, начал строить собственную столицу.
Но Высокий Форум Орбинской республики
и на это внимания не обратил. Зашевелились лишь, когда от кнеза
Вадана явился вестник с наглыми требованиями понизить цены на
металл и торговые пошлины за проезд по Пряному пути и другим
орбинским дорогам. А не то, мол, выходите в поле силой мериться.
Над «силой» умгарских племен, издавна пахавших землю и разводивших
свиней, а по воинской части преуспевших разве что в междоусобицах,
патриархи только посмеялись, но посольство все же решили отправить
— познакомиться и осмотреться.
Ехать к Булатному Озавир согласился
сразу же — он-то, не в пример другим славнейшим, уже давненько
подозревал, что не все в Умгарии так ладно, как привыкли думать
патриархи. Но то, что увидел своими глазами, не просто удивило —
испугало! Вдоль границы появились укрепленные заставы, и не с парой
десятков ленивых стражников, а с дружинами в несколько сотен, с
тренировочными лагерями, где опытные воины ежедневно муштровали
новобранцев. От застав к соседним селениям потянулись дороги, а
вдоль дорог уже копошились небольшие рынки с постоялыми дворами и
ремесленными лавками. И пусть пока это лишь палатки да времянки,
Озавир не обманывался: два-три года — и на их месте поднимутся
города, благо кругом полно леса, а в умгарских селениях —
плотников. Причем разные племена заметно сблизились, научились жить
и работать сообща. И сообща же ненавидеть орбинитов, отнявших
когда-то их лучшие земли, пленивших братьев, а теперь — захвативших
всю торговлю и дерущих непомерные цены. Под самым боком республики
выросло молодое государство, жадное, злое, готовое к мести.
