Брак – это неудачная попытка превратить короткий эпизод в нечто продолжительное.
Альберт Эйнштейн
Вальдемар неторопливо шел по городской улочке, пытаясь собраться с мыслями, роившимися в его голове, словно лесной улей. Только что сбылась мечта всей его жизни: его практически назначили на должность надворного советника! На радостях он решил не брать извозчика и до дому пройтись пешком, дабы немного проветриться. Он уже собирался завернуть в соседний переулок, когда увидел одинокую женскую фигуру, грациозно идущую ему навстречу. Вальдемар остановился. Словно что-то помешало свернуть ему в сторону дома. Когда незнакомка подошла поближе, он убедился, что женщина чрезвычайно привлекательна. Вальдемар, будучи светским львом, имел скверное обыкновение не пропускать ни одной юбки и хотел было к ней обратиться, как вдруг незнакомка неожиданно остановилась и сама подошла к нему. Вальдемар обомлел… Он, без пяти минут надворный советник, стоял перед этой женщиной, и вся его дальнейшая судьба зависела от одного ее взгляда. Как оно обычно и бывает, следами прошлого протоптаны пути судьбы, и Вальдемар не был исключением. Нет, уверяю вас, эта женщина не имела никакой власти ни над его теперешним окружением, ни над его настоящим положением, и никакого вреда, собственно, причинить его блестящей карьере не могла, да и не собиралась. Но был один чрезвычайно важный момент: эта женщина имела власть над его душой… А это куда как важнее! Только сейчас на собственной шкуре Вальдемар прочувствовал, что испытывали обреченные на смерть гладиаторы. Корчась на аренах Колизея в ожидании смерти, они с надеждой взирали на руку императора, от движения которой зависела их ничтожная жизнь. Но Хельга улыбнулась, и Вальдемар был спасен…
А случилось сия оказия… впрочем, полагаю, здесь нет никакой необходимости точно определять место и время оной, а будет достаточным упомянуть, что произошла эта история в губернском городке N, каких на необъятных российских просторах тысячи. Служил я в ту пору в министерстве, в чине то ли коллежского секретаря, то ли околоточного надзирателя. Должность моя была довольно почетной, конечно, не «ваше высокоблагородие», но государево жалованье, мундир, всеобщее уважение и почтение – все это – пожалуйста! Одним словом, служилый по отечеству человек, муж в чине. За давностью лет я уже не припомню всех сопутствующих нюансов того врезавшегося в мою память события, поэтому покорнейше прошу прощения за возможные неточности в деталях.
В тот день с самого утра стояла прескверная погода. Я сидел в кресле, потягиваясь возле камина, в котором весело потрескивали поленья. В одиннадцатом часу в сени, с бранью, ввалилась свояченица.
– Мерзавец, скотина, подлец! И как только он мог! – начала она с самого порога. Я понял всё и сразу: у бедняжки снова семейный кризис. – Не успел получить назначение, как сразу же загулял, кобель проклятый! Какой уж день шатается черт знает где! И сейчас, видите ли, «барин распорядился передать, что они подойдут позже!»… Где это «они», а? Где? Вы, часом, не знаете?!
Я «часом не знал», хотя, зная Вальдемара, догадаться было несложно… Свояченица, как, впрочем, и моя благоверная, никак не могла взять в толк суть отношений между «ним» и «ней». Тех самых, о которых говорят: «Вы изучаете друг друга три недели, любите друг друга три месяца, боретесь друг с другом три года и терпите друг друга еще тридцать лет…»
В просторной гостиной на большом деревянном столе уже стоял разогретый самовар. Моя жена любовно обхаживала не на шутку разошедшуюся сестрицу, периодически удаляясь на кухню, чтобы лишний раз отчитать стряпуху и таким образом отомстить мне. Стряпуха Аксинья, дворовая девка лет двадцати от роду, была приятно дородной, чрезвычайно смазливой, жизнерадостной и шустрой девушкой. Я всегда ей симпатизировал, что ей в свою очередь очень импонировало. Она, как могла, сторонилась мою жену и инстинктивно тянулась ко мне. Хотя, должен признаться, мое расположение часто выходило ей боком. Жена, будучи крайне требовательной и до ужаса ревнивой, требовала от меня верности и порядка. Это ей казалось чем-то самим собою разумеющимся. Ей даже не приходило на ум, что это не только неестественно, но и чрезвычайно обременительно, по крайней мере, для меня. Неудивительно, что Аксинья чувствовала себя в ее компании, по меньшей мере, неуютно. Ненапускная важность моей супруги, граничащая с откровенной надменностью, и чувство собственного достоинства с потрохами выдавали в ней самую что ни на есть настоящую аристократку. Даже меня это обстоятельство моментами коробило, чего уж говорить о простушке Аксинье. Сейчас же бедняжке приходилось особенно тяжко, так как в последнее время наш утлый семейный челн и вовсе терпел крушение, и единственное, что не давало нам окончательно разойтись, как в море кораблям, – так это устоявшийся быт и нежелание менять привычный образ жизни. Да, лень и вправду творит чудеса! Аксинья бегала из угла в угол, выполняя то одно, то другое поручение жены. Та часто противоречила сама себе, требовала от Аксиньи одно и тут же давала ей противоположное поручение, сбивая бедную девушку с толку и с ног. Казалось, что супруга отыгрывается на ней, мстит ей за молодость, красоту и, конечно же, за меня… Бедняжка Аксинья! Сегодня привычный для нее бомонд пополнился обществом еще одной барыни…
