Я вцепилась в свой смартфон так
надолго, что пальцы, казалось, совершенно онемели, осознавая,
переваривая прочитанное на его широком экране.
Смс от Арины Петровны. Боже, ну
почему оно пришло так поздно?! Или это я, дура набитая, так поздно
начала собирать необходимую информацию? Коротенькое и максимально
содержательное сообщение от старой маминой приятельницы, работающей
в налоговой, гласило: «Женечка, филиал частного благотворительного
Фонда «One more life», США/Украина никогда не регистрировался не
только в нашем, но и ни в одном украинском городе».
Но ведь этого не могло быть.
Потрясенная, я взглянула на Катюшку,
сидящую в кресле у окна, слева от меня.
К счастью, она ничего не замечает,
слушая музыку в больших наушниках, и увлечённо рассматривая
развернувшуюся перед нами панораму взлётной полосы. Зато мое
волнение явно не укрылось от мистера Томпсона.
Он тепло улыбается мне и, чуть
наклонившись со своего места в сторону разделяющего нас прохода,
говорит вполголоса по-английски:
- Будьте осторожны, здесь уже нельзя
пользоваться телефоном.
Я понимающе киваю и возвращаю ему
улыбку, неимоверным усилием воли подавив в себе первый порыв
немедленно броситься за объяснениями именно к нему.
Заставляю свои негнущиеся пальцы
положить телефон в маленькую сумочку, перевожу взгляд за окно. Нет,
не сейчас. Так важно все обдумать и не наломать дров! Старательно
делаю вид, что меня интересует разгоняющийся по взлетной полосе
самолёт - зрелище действительно завораживающее. Нас еле ощутимо
потряхивает в креслах. Мы летим рейсом Киев-Нью-Йорк.
Не с такими чувствами я готовилась к
встрече с этим городом, в котором мне посчастливилось побывать
всего однажды, и который стал для меня родным. Вся эта синева неба
уже не казалась мне волшебной, превратившись в зловеще-ледяную, а
люди вокруг слились в некую серую, безликую массу.
Катя безмятежно усмехается.
Вздрагиваю от ее восторженного
восклицания, как вздрагиваю и от вопроса мистера Томпсона, который,
кажется, развернул перед собой газету, но продолжает мило болтать с
нами через проход:
- Вы бывали раньше в Нью-йорке?
- Только проездом, - зачем-то вру,
замечая вдруг, какие колкие у него глаза. Возможно, это оттого что
мне сейчас все чудится в мрачном свете?
Он знает, что я уже посещала
Америку, без подробностей. Мне не хочется делиться с ним ничем.
- Как вы себя чувствуете?
- Волнуюсь немного, - вымученно
улыбаюсь я, - боюсь летать.
- Все будет хорошо, - он погружается
в чтение, чему я радуюсь. Насколько, конечно, это вообще возможно в
моем положении.
Стюардесса с дежурно-приветливым
выражением лица о чём-то вещает на английском, машинально слушаю
ее. Насколько вероятно, что все совсем не так, как мне сейчас
видится, просто произошла какая-то ошибка?
А эти настораживающие знаки вокруг
меня лишь следствие напряжения последних месяцев. Что, если все
происходящее можно как-то объяснить? Но как? Делаю глубокий вдох,
вжимаясь в кресло, пытаясь сосредоточиться и отставить панику. В
любом случае, нужно успокоиться и воспользоваться долгими часами
перелета для правильного анализа ситуации.
Мы резко взлетаем. Немного
закладывает уши, но я почти не замечаю этого. Люди вокруг радуются,
некоторые даже аплодируют. И тут же начинают расслабляться,
устраиваясь поудобнее в своих тройных, скрепленных между собой
креслах. Классический эконом-класс. Нам всем, находящимся здесь,
предстоит провести одиннадцать часов в небе. Я невольно вглядываюсь
мельком в их лица, словно пытаясь запомнить кого-то и думая о том,
запомнит ли кто-то из них меня.
Внимательные стюардессы уже разносят
воду в бумажных стаканчиках и задают вопросы о предпочтениях в
выборе еды. Рыба или курица.
