По поводу Льва Рубинштейна, Андрея Макаревича, «пятой колонны» и «национал-предателей».
Бывают эпохи, бывают мгновения,
Бывают такие жестокие дни,
Когда лишь глухие слова покаяния,
Слетевшая с уст нестерпимость признания,
Поднявшись над страхом толпы осуждения,
Над страхом гонения, злобы, забвения,
Любви к своей родине странно сродни.
Бывает такое, когда и не хочется —
Найдите, кто хочет судьбу испытать! —
Но совесть и разум – как ад одиночества,
А трезвость суждений – как мука пророчества,
Принудят сурово и может бессмысленно,
Совсем не геройски, а просто и искренно,
С другой стороны поднебесности встать.
Напротив холуйства, сердец лицемерия.
Напротив кичливых, слезливых рабов.
Напротив их криков, вождей обожания,
Их жутких образчиков для подражания,
Их подлых пристрастий, плевков и презрения,
В свободу, достоинство, совесть неверия,
Напротив их лживых и косных умов.
Напротив их идолов, бесов, предателей,
Иконок, подьячных, лубочных божков.
Напротив их лидеров, жизни учителей,
«Моральных» и «благообразных» растлителей.
Напротив «подручных», «заплечных», карателей,
Портянок их совести и обязательно —
Напротив фашистских святынь и флажков.
Пускай их фашизм под священное прячется,
Пускай они крестятся «кровью отцов»,
Пускай патриарх, или тот кто им значится,
Благословляет фашистское рвачество,
Пускай отпускает грехи и греховища,
Пускай нарекает «святыми» чудовища
И крестит напутственно их бесовство…
Пред силою совести – их лишь бессилие,
Над реками лжи властна горечь ума.
Пускай их умелая ложь – в изобилии,
Пускай она словно бы неуловимая,
И чуткому уху то не различимая,
И все, что вокруг – ее тьма и насилие,
Пред богом в душе – лишь сгореть ей дотла.
В проклятии мира, людского предательства —
Таков этот мир, что поделаешь с ним! —
В судьбы нестерпимых подчас обстоятельствах,
Ее искушениях и измывательствах,
Нам богом оставлены будто спасение —
Суждение, совести власть и сомнение,
Как будто маяк в нашем сложном пути.
Бывает такое, когда нету выхода —
Как совесть предать, ведь прикажет она! —
Когда только ложь и бессовестность выгодна,
Когда шум толпы избавляет от выбора,
Но вот же: бессмыслица или достоинство,
Позорная гибель иль жизнь по совести,
Без совести жизнь – уж так ли нужна?
Как жизнь, дилемма – проста и страшна…
Привет тебе, мой друг далекий,
Передаю я очень странно —
То музыкой, то словом горьким,
То снимком молодости старым…
Таков уж я, не обессудь…
Немало пережито было,
Немало стискивало грудь,
И глубоко под сердцем ныло…
Немало слезы пролились —
Тоски бессменные подруги —
В написанном – и даль, и высь,
И боль, и счастье, и недуги…
Бывало всякое, увы.
Немало, чувствую, и будет,
И потому – как есть прими
Исповеданье горьких буден.
Не только горе пережил,
Бывало всякое, бывало.
Надежды, страстные мечты
Мое «не камень-сердце» знало.
Немало есть того, что стоит
Не усомнясь – благословить,
Немало сделано такого,
Что и не чаял пережить.
Таков наш путь, а в нем загадка:
В пыланьи боли – постигать,
Любить – тоскуя, и страдая —
Бороться, верить, создавать.
И в глубине души усталой
Хранить любви последний свет,
Судьбой уложенным на плаху,
Суметь судьбе промолвить «нет».
На дне бездоннейших мучений
Находишь силы, свет, надежду,
А берег жизни – в зле скитаний
Порою, кажется, безбрежных.
Поэтому – не обессудь,
На этот раз я в «до миноре»
Передаю тебе ноктюрн
О давнем, пережитом горе.
А может быть и не ноктюрн…
Скорее – долгую сонату
И вдохновенную тоску
В забытом темпе moderato.
Пожалуй – хватит для привета,
Не стоит вечер утомлять,
Когда прочесть сумеешь это,
Иди мой друг старинный… спать.
