«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен,
никто против этого и не спорит. А дело в том, что…»
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды.
Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!
И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».
Трудный выдался день, неприятный… дрянь день… при мысленном подведении итогов, «ле азазель»1 так и мялось на языке… «йом ло наим бихлаль»2, мысленно пошутилось… Когда нужно часами выпивать ушаты лицемерия, и все напрасно, поскольку дело не движется – мало приятного… Этот глава рабочего комитета – еще та мразь… корчит праведника… слушаешь его завывания о «судьбе людей, которые отдали фабрике десятки лет жизни, коль нешматам ве аводатам»3, а сейчас «должны остаться без куска хлеба, без возможности повезти детей отдохнуть», и не знаешь, как суметь скрыть за маской желание сплюнуть и горечь во рту… Правильно играет, конечно, хоть и банально… но для дела, для его дела, не все ли равно? Хотя так заигрывается, что удерживаешься с трудом… «он никогда не даст», «через его труп», «он едет в Иерусалим, в министерстве примут его доводы»… езжай, езжай… я знаю цену твоим позам и твоим доводам… в эрев шабат4, в пабе на тель-авивской набережной, мне ее точно назвали… арак и закрытие старых счетов развязывают язык… иногда счет лежит годами, и меняешь его всего на несколько слов, но стоит того… Мне точно сказали, сколько и как… точно… те, кто с тобой работал… сказали как, описали все твои позы…
При воспоминании о полуденной беседе злая улыбка разлилась по губам Амира – он соотнес позы и прокламации с тем, что рассказал ему в эрев шабат Шуки – как этот самый «грузини а-масриах»5, который возглавляет рабочий комитет фабрики, три года назад на неограниченный кредит играл в казино в Варне, три дня подряд играл, почти не выходил, и ведь играть-то не умел… как ему шлюх возили… почти сразу, после окончания забастовки… рабочий комитет тогда принял очень многие требования хозяев, «во имя спасения фабрики», «общего дела»… праведник… радетель прав трудящихся… Тут Амир не удержался и сплюнул в открытое окно джипа… Грамотно ведет себя, дрянь… хорошо набивает цену… Предсказуемо… Просто он так изошелся в истерике, что не понятно, сколько это продлится, и не заломит ли слишком много… обычно – полпроцента от суммы, сэкономленной на первоначальных требованиях, плюс «бонус», то есть Варна или что-то в этом роде… это только звучит «полпроцента», а речь то – о сотнях тысяч… не ему одному, конечно…
Амир закусил губу, думая… Грузин может ведь и вправду «заиграться», поехать в министерство, начать заходить в кабинеты и стучать по столам, заработает машина и дело затянется, а дело ведь серьезное… и цену в конце заломит, обнаглев, и время тянуть слишком нельзя, шум и вой уже подняли, потянешь – вообще все сорвется…
Подходящий к концу летний, тяжелый для Амира день, прощался с ним, заставляя лак его джипа играть в лучах солнца на подъезде к Тверии…
Дорога была пуста, ничто не мешало думать… работать головой, просчитывать… для чего бог дал тебе голову? Думай… Поначалу, этот человек даже смог его убедить, а потому – очень серьезно, по-настоящему испугать… Амиру показалось, что дурная удача столкнула его и вправду с тем фанатиком профсоюзного дела, которые пару раз попадались ему на пути… такого можно не переломить, а значит – план реструктуризации провести не удастся, а это может пустить все начинание, всю прекрасно разработанную задумку под откос… проблема… он тогда не стал лезть напролом, отступился, начал осторожно интересоваться, собирать информацию, искать подходы… поднял все старые связи, задергал за ниточки, которые уже давно покрылись пылью, встряхнул все старые векселя… И не напрасно… В последний эрэв шабат человек, на которого он очень полагается, рассказал ему, что представляет собой «непримиримый борец за права трудящихся», и сколько этот «борец» стоит… вся эта непримиримость «старого пальмахника»
