Закрылась стальная дверь, задвигались стулья. В лакированной поверхности стола возникло корявое отражение присутствующих. Все собрались в кабинете главврача, и никто из этих самолюбивых, облагороженных и вознесённых собственным положением человечков и представить не мог, что для каждого из них это банальное до безобразия и неприятное до банальности утро окажется последним.
Гюстав Грантович восседал во главе стола и с плохо скрываемым пренебрежением посматривал на своих немногочисленных подчинённых. То были: заведующая медицинской частью Анжелика Юрьевна, дама с кукольными губами, но суровой наружности и не менее сурового возраста; рядом с ней – заместитель главврача Альберт Карлович, уверенный, что является здесь гораздо более важным сотрудником, чем его угрюмый начальник; и напротив – старшая и единственная медсестра Марина, кудрявая женщина лет сорока, недовольная своей кудрявостью, да и должностью тоже; и заведующий хозяйственной частью Василий Павлович, выглядевший со своими чересчур простыми бровями-мазками наиболее адекватным из всех, как сперва и выглядят все завхозы.
Гюстав Грантович, внешность которого вполне соответствовала и его необычному имени, и роду занятий, а инициалы – как правило, результатам его трудов, напоминал облачённый в белый чехол бочонок для лото непомерных размеров с ручками и ножками, да ещё с головой, седой, как халат, и с такой же белой бородой-эспаньолкой, крайне неприятной Альберту Карловичу как элемент превосходства, коим ему она всегда казалась и который ввиду своей плешивости сам он себе позволить не мог. Но Гюстав Грантович достиг уже достаточных высот в жизни, чтобы не считать свою внешность неподходящей для чего-либо, и уж точно не собирался заботится о том, чтобы каждому из присутствующих она была приятна. Было ему уже к семидесяти, и единственное, что временами омрачало его душевный покой и самодовольство – несогласованные и некомпетентные действия подчинённых, приводящие к ошибкам, скандалам и заставлявшим его «всё делать самому» (впрочем, только на словах).
– Ну, Анжелика Юрьевна, слушаю вас внимательно, – начал он повелительным, но довольно тихим тоном, – расскажите мне, как у нас дела сегодня. Прежде всего меня интересует эта заноза… как её… Нагорская.
– Пригорская, – поправила Анжелика Юрьевна, надев большие круглые очки и сделавшись ещё суровее.
– А, ну да… да, на горе ей не бывать. Как её ноги?
– Ей не нравится. Не достаточно элегантны. Кроме того, много шерсти.
– А чего она хотела? Пусть бреет. Красота, знаете ли, требует жертв, и не малых! Что вы ей предложили?
– Сделать лазерную эпиляцию.
– Правильно.
– Но она скандалит! Грозится всё рассказать.
Гюстав Грантович небрежно отмахнулся:
– Сколько у нас таких было – хотели рассказать? Всё равно им никто не поверит. К тому же, когда к нам явилась, она что просила?
– Стройные ноги.
– Вот! Стройные, а не красивые. Этот пункт был отмечен в договоре?
– Б… был, – Анжелика Юрьевна слегка замялась.
– И я очень надеюсь, что был, – добавил главврач весомо. – Будет возникать – укажите ей на это. А на счёт элегантности – поговорите, разъясните. Это вообще понятие довольно размытое, на мой взгляд. Идеала не существует! Самочувствие её как, Альберт Карлович?
– В норме, – резво подхватит тот, будто только и ждал, когда его спросят. – Анализы тоже в пределах допустимых изменений. Зрачки только немного изменились.
– Побочный эффект. А что – красиво, необычно! Скажите, что это бонус. Но давайте дальше.
Гюстав Грантович открыл кожаный ежедневник формата А4, где было место не только для списка дел, но и для обильных к ним комментариев.
