## "Летчик будущего"
Аннотация
В романе «Летчик будущего» современный военный лётчик оказывается в 1941 году и проживает всю Великую Отечественную войну, вооружённый знанием истории.
Это не героический боевик о супермене, переписывающем прошлое. Это трагедия о бессилии человека перед судьбой.
Громов спасает сотни жизней своей тактикой. Помогает конструкторам избежать ошибок. Становится легендарным асом. Но единственное, что для него по-настоящему важно – спасти жизнь Лили Литвак, женщины, которую он полюбил, – оказывается ему не под силу.
Автор соединяет документальную точность (техника, тактика, исторические персонажи) с философским вопросом: можно ли изменить то, что уже стало историей? И должен ли человек пытаться, если знает, что обречён на поражение?
Роман о войне, написанный не ради баталий, а ради одной простой истины: любовь сильнее знания, а судьба – сильнее любви.
### Часть I: Небо 1941 года
### Глава 1. Последний полет в будущем
Небо было цвета безупречной стали, холодное и ясное. На высоте двенадцати тысяч метров земля превратилась в пеструю карту, расчерченную тонкими нитями дорог и рек. Для капитана Андрея Громова это небо было родным домом. Более комфортным, понятным и предсказуемым, чем суетливый мир внизу.
Его пальцы в тонких перчатках лежали на ручке управления самолетом (РУС), но не сжимали ее. Они лишь ощущали легкую, почти неосязаемую вибрацию живого организма, которым был Су-35С. Истребитель поколения "4++", смертоносный и послушный, как продолжение его собственной нервной системы.
«Сорок седьмой, я "Заря". Как слышите?» – раздался в шлемофоне спокойный голос руководителя полетов.
«"Заря", я "Сорок седьмой". Слышу отлично, – ответил Громов, не отрывая взгляда от панорамы. – Задание выполнил, возвращаюсь на точку».
«Принял, "Сорок седьмой". Погода по маршруту чистая. Разрешаю свободное маневрирование в зоне».
«Понял вас», – уголки губ Громова дрогнули в едва заметной улыбке.
«Свободное маневрирование». Для летчика это звучало слаще любой музыки. Это был тот короткий миг, когда ты остаешься один на один с небом и машиной. Когда можно на несколько минут забыть про учебные цели, нормативы и директивы.
Он плавно потянул РУС на себя, и многотонная машина, послушная, как перышко, устремилась ввысь. Перегрузка мягко, но настойчиво вжала его в кресло. На индикаторе лобового стекла (ИЛС) зеленые цифры высоты побежали вверх: тринадцать, четырнадцать, пятнадцать тысяч. Стратосфера. Здесь небо темнело, приобретая густой фиолетовый оттенок, а вверху уже проступали немигающие звезды.
Андрей любил это. Он всегда представлял, каково было здесь первым, тем, из сороковых. На их фанерных «яках» и «мессерах», без гермокабины, в ледяном кислородном голодании, когда кровь закипает в жилах. Когда вся авионика – это компас, высотомер да указатель скорости. А еще – собственное чувство самолета, то, что на фронте называли «жопомер».
Он сам, историк-любитель, перечитал все мемуары Покрышкина, Кожедуба, Голубева. Знал наизусть тактико-технические характеристики всех основных машин той войны. Иногда, засыпая, он представлял себя в тесной кабине «ишака», чувствуя запах бензина и горячего масла, ведя в атаку неуклюжие, но смертоносные машины. Мечта идиота, конечно. Современному пилоту в том небе было бы тесно, как орлу в курятнике.
Легким движением кисти он перевел истребитель в бочку, наблюдая, как земля и небо меняются местами в калейдоскопе. Горизонт вращался вокруг фонаря кабины. Красота.
И тут он это увидел.
Прямо по курсу, там, где только что была пустота, начало клубиться облако. Странное, неестественное. Не белое и не серое, а грязно-лилового цвета, с рваными, будто обугленными краями. Оно росло на глазах, пульсируя изнутри тусклыми зеленоватыми вспышками, словно гигантская больная медуза.
