«Новый день. Новый. Нет, нельзя называть день “новым”, если в
нём нет ничего нового…» — скучал Левар на скамье у окошка. Он
укутался по самый нос в одеяло и недовольно глядел на лесное утро.
Снова серь. Вот-вот пойдёт дождь и дупло напитается влагой.
«Придётся прятаться в полутьме и целый день плести верёвки, или
точить кости, или что дед придумает на этот раз… — ворчал маленький
дуплик. — А если стянуть книжку? Нет. Если мама поймает с книжкой у
окна… в дождь! Заставит переписывать. Не хочу…» — думал он лениво,
не подозревая, что встречает своё последнее утро в Осиновом Гнезде.
Последний «новый день» дома.
Длинные уши дуплика мелко дрожали, волосы торчали во все
стороны, а на щеках горел здоровый румянец. Он положил голову на
руки и вздохнул. Свежий осенний ветер уже разбудил его и теперь
принялся за его маленькую комнатку. Ерошил занавески, мёл из-под
кровати пыль.
Холодало. Шумело лесное дыхание и птичьи голоса. Левар посидел
ещё. Солнце так и не показалось, не выглянуло из-за серой пелены
даже на минутку. Он стал ёжиться и наконец захлопнул ставни —
безнадёжно. Лес затих. Комната вновь погрузилась в полумрак. Её
хозяин поплотней завернулся в одеяло.
Прислушался.
— Что-то они сегодня рано повставали. Уже в гостиной гремят, —
зевнул, обращаясь к Зорьке — своей подзорной трубе. Та подмигнула
со стены. — Ты как хочешь, — закопошился Левар, — а я пойду
проверю. Может, стряслось чего.
Он освободился и выглянул в тёмный коридор. Со стороны гостиной
звучали голоса родных. Обычно это он будил всех, топчась на кухне в
поисках еды.
«Как странно, — Левар застегнул рубашку и просочился за дверь, —
я слышу отца и даже деда, чего они так рано? О чём спорят?»
Он поплёлся по узкому коридору, потирая на ходу глаза, но через
десяток шагов запнулся обо что-то мягкое и повалился плашмя.
Обнаружил под собой мешки с вещами. «Это ещё что…» — поднялся: не
просто парочка мешков, а целая гора. Мешки и свёртки громоздились
друг на друге, загораживая и без того тусклый свет, а вместе с ним
и вход в гостиную.
«Что здесь происходит? Для кого все эти вещи?» — удивился Левар.
Спину лизнуло неприятное предчувствие. Из-за чёрной горы донеслись
причитания матери:
— …если хотят лесу помочь, пусть зовут молодняк, вас-то зачем
втягивать? У вас семья, надо думать о детях…
Левар с трудом протискивался вперёд. Послышался голос отца. Тот
начинал раздражаться:
— А я что делаю? Думаю о детях, о вас. Нельзя отказываться, Риш.
Кладовка почти пустая, — настаивал он. — Вам хватит, но ещё пару
ртов не потянем. Объявили, что зима наступит раньше и будет злее
прошлых. А тут такая возможность! Насчёт ветра не волнуйся. Это
ерунда, если уж совсем нелётная погода захватит, отсидимся в Белой
Коре. Там сейчас устроены покои для гостей, и нас ждут. Ну всё,
хватит вещей.
Левару удалось выбраться. Вокруг стола собрались все обитатели
Осинового Гнезда, не хватало только старшей сестры — Валейки. Мама
пыталась завязать мешок. Дрожащие руки её не слушались. Отец и дед
уже закончили завтракать, но продолжали сидеть над картой, тихо
переговариваясь. Одеты они были по-дорожному: в удлинённые кафтаны
на подкладке и зимние плащи.
Левар понял, что наступил день отлёта на Большие Посадки, о
котором взрослые шептались и спорили уже с неделю. Он подошёл к
матери и предложил помощь. Мама с благодарностью избавилась от
вредного мешка и направилась к столу:
— Торвик, может, хоть вы останетесь? — Она уставилась на деда с
мольбой. — Пожалейте себя. Пускай молодые разбираются… Деян,
скажи…
Но сидящие за столом только отмахнулись.
Из узенькой дверцы кладовки выглянула бабушка:
— Ничего, дорогая, дед у нас крепкий. Не волнуйся. — Она на
секунду скрылась, заметив Левара, и снова протиснулась с большой
миской его любимых орехов в меду. Тяжеленная миска грохнула об
стол. Другие посудины вздрогнули под её натиском.
