Дети любят играть.
Так уж получилось, что дети всегда любили, и всегда будут любить
играть.
Взрослые торопливо шествуют
мимо обитаемых песочниц, мамы сидят на скамейках, заботливо следя за своими
чадами. И те, и другие замечают, видят и, если хотят, наблюдают за тем, как,
чем и во что играют дети. Видят, замечают, но, как ни крути, ничего не понимают
в этом. Даже, если учитывать, что такими же детьми были они сами когда-то
раньше. Просто, они ведь уже перестали ими быть. И возник огромный разрыв,
огромная пропасть. Они-дети и они-взрослые получились уже абсолютно разными
личностями, разными людьми с абсолютно разными интересами, ценностями и
ощущениями. И те интересы, ценности и ощущения, которыми жили они-дети, для
них-взрослых были отсечены, отрезаны, перестали существовать за ненадобностью,
как мешающие жить и тормозящие жизнь. Ведь жизнь зачем-то надо ускорять, надо
спешить, торопиться жить.
А дети строят свои замки из песка, трепеща от реальности этих
замков, а мамы смотрят на замки из песка и видят песок.
Но стоит прохожим взрослым отойти достаточно далеко, а мамам на
секунду отвернуться, дети сразу же начинают искать себе новые игрушки и
придумывать новые игры там, где стоит такая манящая печать запрета или
интригующая печать опасности. Дети пытаются расширить границы своего
гигантского маленького мирка, они веселы и беззаботны, они всегда хотят
узнавать что-то новое, потому что всё вокруг для них – это новое. Новое – это
всё, всё – ново и незнакомо.
И всему новому дети придумывают свои имена и назначения.
Мамы! Не отворачивайтесь от
детей, иначе дети рискуют переименовать весь мир.
1 серия. Лошадей убивает не только никотин
А ведь всё началось не со зла…
Всё началось как игра…
Был чудесный рыбный денёк, особенно солнечный четверг после
дождичка. Я был тогда наивен и беспринципен, и сразу же после обеда отправлялся
служить в армию. Часть, в которую меня собирались распределить, я не знал, и
поэтому ехал всего лишь на сборы в столицу Чахландии за три тысячи километров
от родного хутора.
Проигнорировав сбор чемоданов, я налегке прискакал на станцию,
откуда через семь минут отправлялся наш электровоз. Попрощавшись с моей
незамысловатой подружкой Ксенией и чмокнув её взасос раза три, я ускакал в своё
купе, и мы двинулись в путь. Говорят, что позже приехали на станцию мои всегда
и везде опаздывающие родители, плюнули на опустевшие рельсы и отправились
домой.
Со мной в купе ехали: Арнольдик – вечно дрожащий толстячок и парень
с лошадью. Лошадь этот парень вёз для того, чтобы его на сборах определили
кавалеристом или всадником каким-нибудь. А ещё он любил всех животных, всех
людей и даже всех растений.
Вечером того же дня я вспомнил удивительную примету, говорящую о
том, что если в ложку налита капля никотина, то лошадь от неё убьётся наверняка.
Мой пытливый ум решил проверить эту теорию на практике.
Позднее вечером я вывел лошадь на крышу электровоза, чтобы парень с
лошадью не задавал лишних вопросов, поставил её неподалёку от себя и принялся
выдавливать никотин из сигарет в ложку, намереваясь надавить его целую каплю.
Тем временем мы проезжали через город Чихуахуаград, который славился
особенно низкими мостами над рельсами электровозов. Мосты эти строились для
того, чтобы местные бомжи ночевали на них, а вовсе не на самих рельсах, как это
случается обычно.
Услышав весьма характерный звук, я повернул на него голову и сразу
же придумал новую примету. Она гласила следующее: «Если лошадь, стоящая на
крыше электровоза, пришмякнута мостом, промелькнувшем над этой крышей, это
вовсе не значит, что она умерла от капли никотина.»
Я был рад тому, что проверяя теорию практикой, я вывел новую теорию.
К тому же, капля никотина из сигарет ну никак не захотела выдавиться.
