Я напевала шальные песенки, сметая пыль по дому. Подлетала даже
туда, куда обычный смертный не проберется, а если и проберется, то
сломает все рученьки-ноженьки. Вообще, авторитетно заявляю, что от
живых никакого толка – такие хрупкие и нежные, их надо выставлять в
музей и холить и лелеять. Пф! Жаль, всё равно загнутся рано или
поздно.
Мой дом – моя гордость: ветхий и страшный снаружи, находится
вдали от городов и сёл, но такой чистенький и опрятный внутри, даже
мебель в приличном виде, не развалилась за столетия.
Подвывала я знатно:
– Если я тебе не пара
И характер не такой,
Поворачивай обратно
И свали-ка ты к другой!
Я у тёщи под окошком
Похожу, да попляшу.
Полюбуйся, тёща-мать,
Что могёт твой милый зять!
Бабка, сдуру, перед дедом
Вдруг устроила стриптиз.
Дед, увидев это «чудо»,
Покатился с печки вниз.
Волки и любая другая живность забивается в норки едва
услышав меня, а люди вообще готовы Дьяволу душу продать (кажется,
Бог уже не принимает или приём ведётся по предварительной
записи), только чтобы укрыться от дикого воя. Да, согласна,
нормальный голос – недостижимая мечта, пою откровенно говоря…
никак, но не уметь петь и не любить петь – разные вещи, верно?
Верно!
Сметая пыль уже в сотый раз, очень расстроилась, впрочем, быть
грустной – нормальное явление. Даже поговорить не с кем! Пустошь в
округе. У людей домашние питомцы есть, а у меня что?
Подлетела к зеркалу, в котором отображалась миниатюрная фигура
из голубой дымки: невысокая девушка приятной наружности, выявить
цвет волос и глаз невозможно по причине смерти. Нет у нас,
приведений, красок. Хм, если подумать, то никто и не говорил, что я
являюсь ОБЫЧНЫМ приведением, но о грустном потом, в следующей
жизни.
На этом моменте в голос расхохоталась с характерным хрипом
и забылась, веселясь собственной шутке настолько,
что пропустила приход чужаков:
– Неси его! – грозно и басовито рыкнули.
– Ты слышал, кто-то зловеще смеялся, дом проклят! – пропищали в
ответ с диким страхом в голосе.
Сложив бровки домиком, закрыла рот, обрывая смех, и нахмурилась.
Неожиданных визитёров не любила. Те сидели уже в печенках или даже
глубже, к з*днице, постоянно хотели вынести из дома
дорогие безделушки, например, зеркало в золотой оправе, где
секунду назад отображалась моя фигурка.
Сделавшись прозрачной, наблюдала за картиной маслом: двое
мужиков слегка потасканного вида заносили избитого третьего.
Конкретно рассмотреть пострадавшего сложно даже для меня: лицо
опухло, а глаза заплыли и посинели. Уродливое зрелище! Могу
сказать, волосы у кандидата в смертники были цвета вороного крыла,
но тоже вырваны местами. Рост – хороший, фигура, ну, я не сильна в
этом, широкоплечий. А что до остального, будучи призраком –
человеческое мне чуждо.
– Вот убьём сосунка, получим приличную сумму денег! Тогда все
прелести жизни станут наши: качественные сигары у Вижги, портовые
шлюхи высшего класса, даже пить будем не ту бодягу у дороги в
драной таверне! Заживём, как люди… – начал расписывать
существование приличного человека громила с носом-картошкой, яркими
веснушками и сальными волосами.
Нет, а что? Нормальная жизнь она такая! Была бы мужчиной, тоже
подумала, ведь портовые барышни выйдут дешевле жены, нервы, опять
же, в сохранности.
В другой момент вычленила для себя важную новость: третьего
мужчину собираются убить, значит, можно оставить его в живых себе в
роли питомца. Идея показалась отличной. Второй момент: товарищи
получат денежное вознаграждение за тушку юнца, но убивать пришли
именно в мой дом, зная о самых худших слухах. Все городские,
сельские и деревенские жители с**т появляться здесь! Эти двое либо
безумные, либо наглые. Хотя нет, безумные тоже боятся соваться
сюда.
