– Все. С меня хватит, – кидала я в
дорожную сумку вещи, что попадались под руку.
Не выбирала, запихивала без разбору,
намереваясь быстрее покинуть особняк. Сил находиться в золотой
клетке уже не было. Но даже не этот факт давил, а не сложившиеся
отношения со сводным братом.
– Вась, – ласково отозвалась мама,
поглаживая свой округлившийся живот. – Может, подумаешь, а? Ну куда
ты сейчас?
– К Ольке, – выпалила я, отбрасывая
прядь волос с лица, – или к Люське. Не пропаду!
– Поздно! Темнеет уже, – вздохнула
мама, присев на край постели.
Она старалась оставаться спокойной,
в первую очередь думая о малыше.
Я на нее не злилась, хотя, наверное,
могла бы, но прекрасно помнила, сколько сил она вложила в меня,
хватаясь за любую работу, лишь бы на завтрак у нас был на столе
хотя бы кусок хлеба.
И сейчас винить ее в том, что она не
вставала в позу и не перегораживала дверной проем, лишь бы я
осталась дома – было глупо, конечно.
Я взрослая.
Совершеннолетняя и никто не виноват,
что сводный оказался таким козлом и наши отношения с ним не
сложились. Даже его родной отец частенько удивлялся, в кого он
получился таким: бездельник, с дурным характером и желанием
перелюбить все, что двигалось!
Я честно пыталась наладить с ним
общение, но не задалось. И нейтралитет держать не получалось. Каким
бы золотым терпением я не обладала, а всему был предел. Мой
закончился быстро. Наверное, юношеский максимализм тому тоже был
виной.
Мы с пятнадцати лет воевали,
придумывая как подгадить друг другу больше.
В какой-то момент это переросло
почти в соревнования и ничто не помогало объединить нас. Ни
разговоры, ни просьбы, ни свадьбы родителей, ни беременность мамы.
На подлянку со сторону Мишки я отвечала двойной! Ох, сколько же
нервов мы вытрепали друг другу и семье!
Нас отправляли в лагерь, в отпуск,
объясняли часами, что так нельзя, но все тщетно.
И если я в какой-то миг решила
просто не обращать на засранца внимание, то братец никак не мог
угомониться. Ему будто удовольствие доставляло задеть меня,
довести, наблюдая с улыбкой победителя, как я злюсь, желая вырвать
ему все волосы.
– И надолго? – спокойно
интересовалась мама, потихоньку доставая из моей сумки вещи,
которые я утрамбовывала минутой ранее.
– Не знаю. Пока Мишка не женится и
не съедет отсюда куда-нибудь на острова. Насовсем.
– Сурово, – покачала она головой. –
Дай ему еще шанс. Вы взрослеете, умнеете. Я все же надеюсь, что
скоро эти игры в войну и дележка непонятно чего сойдет на нет!
– Мама, – всплеснула я руками,
стараясь унять эмоции. Не стоило показывать родному человеку все,
что творилось на душе. – Ты сама-то веришь? Из последнего… Этот
свин прибил мои туфли гвоздями к полу! – воскликнула я, а ладошка
потянулась к переносице.
Я тут же вспомнила, как приложилась
ею с утра к полу и стало обидно до слез.
Между прочим, три стипендии выложила
за них, и что? Два раза на свидание сходила и один раз по дому
прогулялась, разнашивая эту красоту, а теперь выкинуть можно было
смело в мусорку. Вот радость-то бомжам!
– Ну, ты тоже хороша! – видимо,
решила она справедливости ради напомнить и о моих подвигах.
Ага, память подкидывала картинки,
как сводный краснел, хотя на него это не похоже, когда на защите
курсовой вместо презентации открылись слайды с его фото, где он
выглядел не самым лучшим образом.
На карточках был запечатлен Мишка в
белье после какой-то гулянки, затем в клубе со своими дружками и в
довершении в обнимку с девицей, которая, как после выяснилось, была
подружкой женатого ректора!
Странно, что после этого он вообще
не вылетел из универа. И это я сейчас не только о Мишке. Хотя с
последним, скорее всего, подсуетился отчим.
Он, кстати, довольно тепло ко мне
относился, да и я испытывала к нему симпатию, видя, его отношение к
моей маме. Ту заботу и ласку, что он дарил ей.