Это утро началось паршиво.
Впрочем, я уже не могла вспомнить,
когда в последний раз было иначе.
В последние недели погода часто
менялась, и меня целыми днями мучили мигрени. Сегодняшнее утро не
стало исключением.
Поморщившись от головной боли, я
слепо шарила рукой под подушкой, пытаясь нащупать мобильный, чтобы
выключить жужжащий будильник. А затем раздался глухой стук, и я
тяжело вздохнула. Телефон упал на пол, вынуждая меня наполовину
свеситься с кровати, чтобы потянуться за ним, как вдруг дверь в мою
комнату открылась.
Мне даже не нужно было
поворачиваться, чтобы узнать, кто на пороге. Только один человек в
этом доме делал это так бесцеремонно.
Наконец, нащупав телефон, я резко
повернулась, прожигая сводного брата взглядом.
— Мог бы и постучать, ради
разнообразия, — прошипела я, повыше натягивая одеяло.
Кирилл Барский стоял, скрестив руки
на груди, и привалившись к дверному косяку. Весь из себя такой
холодный и мрачный. А еще высокий, широкоплечий, не обделенный ни
симпатичной мордашкой, ни мускулами, ни вкусом. Темноволосый,
синеглазый отличник и спортсмен. Словом, типичный недоступный
красавчик из девичьих мечт.
Никогда терпеть таких не могла.
Впрочем, он тоже был от меня не в
восторге.
— Много чести, — фыркнул он,
поворачиваясь, и бросил уже не глядя: — Все ждут только тебя, — в
его голосе сквозило недовольство. Видимо тетя Алина опять послала
его меня разбудить. Ее младшая дочь даже под страхом смертной казни
бы этого не сделала.
Когда за ним захлопнулась дверь, я
тихо зарычала и бросила в нее подушкой. Та с тихим звуком упала на
пол, но я и не подумала ее поднять.
Боль в висках вновь заставила меня
поморщиться и ненадолго прикрыть глаза.
В любой другой день я бы осталась и
попыталась поспать еще немного, в надежде, что мигрень ослабнет, но
я не могла позволить себе ни одного пропуска. Чтобы оставаться на
стипендии, мне нужно было поддерживать как успеваемость, так и
посещаемость. А значит, как ни прискорбно, придется собираться и
ехать в универ.
Сборы не заняли много времени. Все
необходимое я держала в рюкзаке, привычка краситься по утрам
исчезла со смертью родителей, да и с выбором одежды я никогда особо
не мучилась. Просто вытащила из шкафа первую попавшуюся фланелевую
рубашку и джинсы с завышенной талией.
Словом, из комнаты я вышла довольно
скоро. По крайней мере послать сына ко мне второй раз тетя Алина не
успела.
Когда я вошла на кухню, она как раз
хлопотала у плиты. Судя по запаху и горе банановых шкурок
неподалеку — готовила панкейки.
Меня всегда удивляло то, как тете
Алине удавалось совмещать успешный бизнес, воспитание детей и
домашние дела. При этом по ней никогда нельзя было сказать, что она
устала, или спала всего пять часов. Даже в домашней одежде и
фартуке тетя Алина выглядела превосходно.
Переложив очередной панкейк на тарелку, она вытерла руки о
полотенце и улыбнулась мне.
— С добрым утром, Зарина! Садись, я почти закончила. Там еще есть
кофе, если хочешь. Потом Кирилл отвезет вас с Линой в универ.
— Спасибо.
Я кивнула, протягивая руку к
кофеварке. Кофе — вот, что мне сейчас нужно, чтобы почувствовать
себя человеком.
При виде меня младшая дочь тети
Алины скривилась, словно перед ней был мерзкий жук, и вновь
уткнулась в телефон, чтобы проверить, сколько подписчиков
прибавилось на ее канале.
Лина была из тех девушек, что
уделяют слишком много внимания своей внешности и считают каллории,
а потому к панкейкам она так и не притронулась. Вместо них моя
сводная “сестренка” медленно потягивала свой смузи через трубочку
из специального стакана.
Так и проходили наши совместные
завтраки.
Кирилл ел молча и быстро, первым
вставая из-за стола, Лина меня либо игнорировала, уткнувшись в
телефон, либо пыталась поддеть, я же просто ела, а тетя Алина
пыталась сгладить обстановку разными вопросами. Обычно у нее ничего
не получалось.