Я больше не хотела его слушать,
хватит на сегодня. Боюсь, что еще чуть-чуть — и сорвусь. На его
чувства мне плевать. Ему больно? Сердце на грани того, чтобы
разорваться на куски? Отлично, отец это заслужил. Пусть страдает
так, как страдала мама, жаль только что он не умер вместо нее.
Мне ненавистно все в нем: начиная от
дорогих, начищенных до блеска ботинок до такого же дорогого
костюма. Честное слово, ни разу не видела этого придурка в обычной
одежде, которая не подчеркивала бы его финансовое состояние. Сраный
показушник.
— Уходи. Мне это надоело..
— Пчёлка… — его лицо осунулось, в
глазах, голосе и сгорбленных плечах читалась мольба, которая не
вызвала у меня ничего кроме отвращения.
Раздраженно сжав зубы, я вырвала
руку из его слабого захвата и отряхнулась, как будто после его
пальцев на мне осталась грязь.
— Не называй меня так. И не смей ко
мне притрагиваться. Ты потерял это право давным-давно, — ну всё,
понеслось.
Я пыталась, честно пыталась держать
себя в руках. Не хотела доводить до очередного срыва, но не
сдержалась. Ему всегда удавалось вывести меня из себя.
— Родная, давай всё обсудим... — он
шагнул ко мне, но я отступила, как бы проводя между нами невидимую
черту, — Поговорим, как взрослые люди.
— Исчезни. Просто исчезни из моего
дома, из моей жизни. Забудь обо мне, как забыл о маме, и больше не
появляйся.
Злые слезы, начинают жечь глаза, но
я не даю им сорваться. Не при этом человеке.
— Агния… — его голос полон боли и
раскаяния, но я только мотаю головой, словно пытаюсь прогнать
кошмарное видение.
— Да что ты за человек такой?
Убирайся! Слышишь меня, уходи! Я никуда с тобой не поеду! —
Впиваюсь в его пиджак дрожащими пальцами. Кричу изо всех сил.
Наверное, соседи в шоке, ну и пускай. Пускай слушают, пускай знают,
какой он подонок.
— Ненавижу. Как же я тебя ненавижу…
— мой голос ослаб, и я уже не кричала, но слова продолжали
срываться с губ, словно проклятие, — Это ты должен был там лежать.
Ты, а не она. Я хотела бы, чтобы ты был на её месте. — Ноги
подкашиваются, и я падаю на колени. Он пытается подхватить, но я
уворачиваюсь, не даю. Не нужна мне его помощь, и жалость тоже не
нужна. Он её не пожалел, так что и меня не надо.
Мне кажется будто я погружаюсь под
воду. Пытаюсь вынырнуть на поверхность, но не получается. Словно
груз моего прошлого тянет ко дну. Машу руками, но бестолку. Чёрная
бездна утягивает всё глубже, радостно раскрывает свои объятия,
позволяя захлебываться горечью.
— Тише, Агния. Посмотри на меня.
Слышишь... дочка, посмотри, — поднимаю затуманенный взгляд, сверлю
его, словно мишень. Хотя, почему словно? Он теперь и есть моя
мишень. Только это сейчас имеет для меня смысл. Я хочу его боли,
хочу чтобы он страдал.
— Это ты виноват! Будь ты проклят! И
твоя шлюха тоже! И ваш ублюдок! Ненавижу тебя! Ненавижу всю вашу
проклятую семейку!! — Сама не узнаю свой голос. Вою, как раненая
собака на обочине. Кричу, вырываюсь, пытаюсь руками вцепиться в его
горло, но он уворачивается.
Подонок.
Внутри меня после смерти мамы ничего
живого не осталось. Меня словно вместе с ней запихали в
двухметровую яму и засыпали землей. Весь мой мир рухнул. А он живет
дальше, будто ее никогда не было. Будто мамы никогда не
существовало.
— Я тебя отпущу, слышишь, только
успокойся, — он разжимает руки, и я отползаю назад.
Нет, не смотри на меня так. Засунь
себе в задницу этот жалобный взгляд.
Быстро поднимаюсь на ноги и
заскакиваю в дом. Хлопаю дверью и закрываюсь на все замки.
Прижимаясь к холодной двери,
медленно сползаю на пол и прикрываю глаза, пытаясь прийти в себя,
но сердце болезненно сжимается. Оно стучит в висках, трепыхается в
груди раненной птицей.
Он приехал, чтобы забрать меня.
