Ян Адов (Ад младший)
Гонки... Моё всё.
Каждую ночь я отдаю себя скорости.
За этим влечением порой не улавливаю тяги к чему-то другому. Учусь,
сплю с девушками, но не испытываю такого бешенного удовольствия,
которое накрывает меня при выбросе адреналина во время заезда.
И меня в этом понимают только Юла и
Макс.
Не знаю, как донести это до мамы.
Она всегда очень волнуется за меня. Отчасти я понимаю её тревогу.
Отец не такой впечатлительный, хотя тоже порой может конкретно
присесть на уши. А если уж он взялся за вынос мозга, надо слушать и
не разевать варежку.
– Принесла? – Юла запрыгивает в
тачку поздним вечером, а я выжидательно смотрю на неё, изгибая
бровь, и буравлю напряжённым взглядом.
– Блин... Я забыла, Ян... Кое-как
удрала. Мама запретила выходить сегодня после вчерашнего... А
отец... Даже вспоминать не хочу…
– Ладно. Поехали.
Завожу машину, пока она роется в
бардачке.
– Что у тебя тут... Боже, Адов, фу!
– отбрасывая презерватив в сторону, лучшая подруга прожигает меня
сердитым взглядом.
– Ты думала я не предохраняюсь? Он
же не использованный, чё так визжать?!
– Ничего! – огрызается она, глядя на
дорогу.
– Ничего... Когда-нибудь кто-нибудь
вскроет и твою мохнатку, – ржу я, и тут же получаю по руке кулаком.
Машину слегка заносит, и от моего смеха не остается ни следа.
– Тихо ты! Дурная! Только вылизал её
всю, вот когда будет у тебя своя, делай чё хочешь, точнее… Если
будет, – отшучиваюсь я и глажу свою красавицу, пока Юлка обиженно
хмурит брови, дует губы и отворачивается. – Да я же пошутил, малыш,
ты чего?
В ответ снова молчание.
Торможу на обочине, разворачиваюсь и
смотрю на неё.
– Ну, Юл... Я знаю, что ты не любишь
об этом. Не обижайся на меня...
– Ты таким козлом бываешь, Ян,
реально.
Зря так сказал. Ей запрещают водить.
Точнее... Не разрешают ни гонять, ни ездить со мной. И отказываются
покупать спорткар. Даже несмотря на дружбу наших родителей, её
предки сильно напрягаются, когда слышат про меня.
– Прости, лады?
– Если дашь поводить сегодня...
– Неееет... Ты – штурман. Знаешь
же...
– Яяян... Ну... – она отстёгивает
ремень и жмётся ко мне, прохаживаясь нежной щекой по моему колючему
подбородку. Щекотно. И я начинаю ржать и щемиться от неё к спинке
своего кресла.
– Янчик... Ну, пожааалуйста...
Блин, эти карие омуты. Кот из
«Шрека» менее милый, чем она, когда что-то у меня просит. Некровная
сеструха...
– Лаааадно, – соглашаюсь, вытуривая
её из своего пространства. – Давай уже. Опоздаем и Арчик опять
провозгласит себя первым. А мне это, знаешь... Поперёк горла.
– Ура, ура, ура, поехали! – твердит
она как заведённая и улыбается своей самой счастливой улыбкой из
всех. Порой я удивляюсь, как сильно мы с ней похожи. Нас всегда
вставляет одно и то же.
– Но на гонке ты штурмишь,
поняла?
– Поняла, поняла, едем! –
перебирается она к себе и, поглядывая на меня, снова разворачивает
мои презики.
– А зачем... Так много?
– Как много? Нормально.
– Можно один раскрою?
Ржу себе под нос. Она у нас ещё
целка. Хранит себя для того самого единственного. Безнадёжный
романтик…
– Ну раскрой. Можешь надуть как
воздушный шарик...
Это она и делает. Теперь у нас в
тачке надутый презик. Я с неё балдею. Ржём как ненормальные, когда
приезжаем на гонку.
Вываливаемся из машины. Здороваемся
с друзьями. Макса сегодня нет. Он с дядей Русом улетел в Берлин. Не
знаю, что именно случилось... Но он не распространялся. Только, что
свалил на три недели. А так, мы обычно всегда тусим втроём.
Иду к Арчи и жду, когда он оторвётся
от какой-то девчонки.
– А-а-а... Ад приехал, чтобы
опозориться?
– Позориться сюда приезжаешь только
ты... – смотрю я на него с усмешкой. – В первом же заезде тебя
сделаю.
– Посмотрим.