Закрываю папку и откидываюсь на спинку кресла. Десятое дело
отписано! Тру горящие — словно песок попал! — веки и зеваю так
широко, что хрустят челюсти. Беру сотовый и смотрю на светящиеся в
темноте цифры: полпервого ночи. Слышу урчание желудка, невольно
морщусь: опять забыла поужинать! Теперь стану ночной жрицей — буду
есть ночью. Поднимаюсь, ноющие колени едва разгибаются, и, сунув
стопы в пушистые тапочки, выхожу из своей комнаты. Увидев светлый
прямоугольник стеклянной кухонной двери, вздрагиваю. Со стороны
спальни родителей доносится богатырский храп отца, а это значит
только одно.
— Эта девчонка! — шепчу зло.
Открываю дверь на кухню и слышу приглушённую, чтобы не мешать
отцу, музыку. Мама, облокотившись спиной о стену, сидит за столом,
веки её опущены, рот приоткрыт. Из маленького грязно-жёлтого
приёмника доносятся отрывистые выдохи, словно кто-то убегает, и
мрачная мелодия. Мама вздрагивает, резко выпрямив спину, смотрит на
меня и облегчённо вздыхает:
— Напугала.
— Детектив слушаешь? — хмыкаю. Усаживаюсь на табурет и, устало
упираясь в стол локтями, подаюсь вперёд. — Леська опять где-то
шляется?
Мама слабо улыбается и виновато, словно это она принудительно
послала дочь в ночной клуб, опускает глаза. Ухмыляюсь и набираю на
сотовом сестру. Мама ни за что не ляжет, пока дочь не вернётся, и
упрашивать бесполезно. Выход только один — дать Леське хорошего
пенделя, чтобы летела домой аки на крыльях!
В трубке длинные гудки, затем короткие. Терпеливо набираю снова
и снова: в клубе музыка такая, что услышать звонок просто
нереально. Но это и не нужно. Когда Леська захочет сделать
очередное селфи, то увидит пропущенные вызовы. И в зависимости от
того, сколько их будет, зависит скорость, с которой она прискачет
домой. Набираю, кажется, в десятый раз.
— Нинка! — раздаётся в трубке радостный голос. Сестра кричит не
потому, что думает, что я глухая, просто она сама уже почти ничего
не слышит. На фоне гулкого «тыц-тыц» Леська орёт: — Зачем
звонишь?
Поднимаюсь и, быстро ретировавшись на лестничную площадку,
осторожно прикрываю за собой дверь так, чтобы замок не
защёлкнулся.
— Угадай! — хмыкаю. — Время хочу узнать! Не подскажешь?
— С кем треплешься? — слышу мужской голос.
— Сестра моя! — отвечает Леська.
— Зови сюда! — орёт мужик, и я вздрагиваю: это точно не
Ванька!
— Ага! — смеётся Леська. — Она приедет! С ОМОНом!
— Тогда завязывай! — грубо рявкает мужчина.
По спине моей ползут ледяные мурашки. Судя по голосу, он намного
старше Леськи. Сестра пьяно хохочет, и я, сменив тактику, вкрадчиво
интересуюсь:
— Похоже, тебе весело. Что за клуб? Надеюсь, это нормальное
заведение, а не какой-нибудь притон?
Сестра смеётся:
— Нинка, это же «Голд»! Как можно обозвать притоном самый модный
клуб города?
Вздыхаю с облегчением и уточняю:
— А Ванька с тобой?
— Ванька? — рассеянно переспрашивает Леська, и у меня холодеет
затылок. — Не-а… Мне пора!
Слышу в трубке короткие гудки, а сердце просто грохочет. В
ночной тишине многоквартирного дома кажется, что стук его услышит
даже мама! Я осторожно захожу в квартиру и, подхватив из
хрустальной вазы ключи от машины, засовываю в карман шорт
удостоверение и сотовый. Приоткрываю дверь на кухню и, звякнув
ключами перед собой, как можно спокойнее говорю:
— Мам, я за Лесей. Она позвонила, сказала, что такси не может
поймать. Не жди нас, ложись спать!
Мама молча смотрит на меня, черты её смягчаются, взгляд полон
благодарности. Киваю и торопливо выбегаю из квартиры. Зная, что
Леська в безопасности, мама, скорее всего, ляжет спать и утром
пойдёт на работу более-менее выспавшаяся. Сбегаю по ступенькам и
распахиваю железную дверь. Короткий скрип и звучный хлопок остались
позади, а я бегу к своей крошке. На ходу нажимаю на пульте кнопку,
пикает отключённая сигнализация. Распахнув дверцу, плюхаюсь на
сидение и тут же выстраиваю маршрут на навигаторе. Это Леська
наизусть знает все клубы города, а мне, дни и ночи прикованной к
работе, придётся повозиться, чтобы найти этот так называемый модный
«Голд»!
