Право первой ночи для ледяного дракона, или Баба Зоя против!

– У неё ничего не осталось! У неё в кошельке три рубля! Но моя бабушка…

Громкий частый стук прервал моё исполнение известной песни, и суровый голос свыше призвал к ответу:

– Подсудимая, вам дали слово!

– Решили забрать? – хмыкнула я.

– Нет, но… Вы поёте!

– А я пою не словами? – удивилась я.

– Так, ладно. Слово обвинению.

Передо мной засеребрилось облачко, похожее на дымок, и властный голос произнёс:

– Зоя Максимовна Кравцова, семидесяти девяти лет…

– Восьмидесяти! – перебила я. – Родилась я летом, но в город родители поехали зимой, после сбора урожая. В итоге меня зарегистрировали через полгода после рождения.

Раздался кашель, будто обвинитель поперхнулся, и я добавила:

– Бросайте курить, мой вам совет. Если бы я сама себя послушалась, до ста лет точно бы дожила.

– Это к делу не относится, – просипел уже чуть менее властный голос. Прокашлялся и восстановил прежние интонации: – Зоя Максимовна Кравцова, восьмидесяти лет от рождения, обвиняется в том, что в возрасте сорока лет, катаясь на мотоцикле, совершила наезд на пешехода со смертельным исходом.

В воздухе материализовались весы, и на правую чашу опустился клубок тьмы. Весы скособочились, и я поёжилась от неожиданного сквозняка.

– Возражаю! – колокольчиком зазвенел молодой девичий голосок. – Потерпевший в нетрезвом состоянии и с ножом в руке преследовал жену и ребёнка, которых ранее неоднократно избивал. Это можно прировнять к спасению двух жизней!

На вторую чашу опустилось два белоснежных облачка, и весы скривились в другую сторону. Я с удовольствием подставила лицо морскому бризу и вдохнула сладкий аромат цветов.

– Возражаю! – рыкнул первый. – Бежал не значит убивал. Ты можешь поклясться, что потерпевший воспользовался бы ножом?

– А надо было посмотреть, что он будет делать, когда догонит? – съехидничала девушка. – Тогда некого было бы спасать!

– Тишина в суде! – Я поморщилась от частого стука. Чем там стучат и по чему? – Приходим к компромиссу!

Одно из облачков растаяло, и весы выровнялись.

– В возрасте пятидесяти лет обвиняемая ворвалась в банк и потребовала у кассира все деньги из кассы, – мстительно выпалил властный голос, и в чашу опустился ещё клубочек дыма.

– Возражаю! – радостно отозвалась девушка-колокольчик. – Как раз в этот день кассир собирался обокрасть банк, подменив в кассе все банкноты на фальшивые. Поступок Зои Максимовны, может, не самый порядочный, но в итоге арестовали не только вора, но и накрыли банду фальшивомонетчиков.

На вторую чашу опустилось два облачка, но барабанщик снова убрал одно.

– Продолжайте, – буркнул уже с явным раздражением.

– Обвиняемая вела беспорядочную личную жизнь и разбила немало сердец! – припечатало обвинение.

– Потому что нельзя быть на свете красивой такой, – хмыкнула я.

– Все, кому Зоя Максимовна отказывала, были женатыми мужчинами, – злорадно прозвенел колокольчик. – Её решительность сохранила множество семей!

И в чашу посыпались новые снежки, уравновешивая все тёмные клубочки.

– Кажется, суд затянется, – тяжело вздохнул барабанщик.

– У меня есть решение, – новый голос, такой скользкий, будто змеиный. – Думаю, оно устроит абсолютно всех!

Распахнув глаза, я уставилась на склонившегося надо мной молодого мужчину. Белый от ужаса незнакомец замер, не дыша, а потом отпрянул так резко, что упал и продолжил отползать, булькая что-то невразумительное.

Я приподнялась, внимательно наблюдая за его подозрительным поведением, а заодно рассматривая странную одежду. Бант на шее, расшитая узорами атласная жилетка и обтягивающие штаны, обрисовывающие весьма скромное хозяйство, показались мне подходящими для сценического образа.