Марина
Дождь робко стучался в оконное стекло, словно просился, чтобы я
впустила его в свою маленькую квартирку. Его слезы размывали пейзаж
за окном, превращая ярко-желтую осень в некрасивую абстракцию.
Я задумалась, глядя на художества дождя и слушая его жалобные
просьбы впустить его в мою неинтересную жизнь.
Отвлеклась.
И даже не заметила, как мой муж ушел из моей жизни.
Лишь услышала, как хлопнула дверь.
А потом услышала тишину…
Она быстро заполнила всё вокруг – упругая, почти осязаемая.
Безмолвная.
Когда в квартире кто-то есть кроме тебя, это чувствуется. Когда
нет – тоже.
Сейчас это чувствовалось сильнее, чем обычно…
Его чашка с недопитым кофе стояла на столе, прижимая листок
бумаги…
Мне даже не нужно было читать, что там написано – сердце
кольнуло пониманием, что это всё. Словно я перевернула последнюю
страницу книги, и уже ясно, что дальше – ничего, продолжения не
будет. Текст прочитан – местами интересный, порою не очень, но, тем
не менее, успевший взять за душу… И как же обидно сейчас, что он
окончен, и осталось лишь прочесть на обороте последнего листа
подтверждение тому, что эту книгу можно закрыть навсегда…
«Прости. Я так больше не могу. Люблю. Но не тебя. Прощай»
Листок, медленно кружась, падает на пол.
И почти сразу об слово «прощай» разбивается капля…
Дождь всё-таки проник в мою жизнь. Соленый дождь моих слез,
которые бегут по моим щекам, хоть я и не хочу плакать. Оплакивают
тех, кто умер недавно, и кого действительно жаль.
Наш брак с Андреем умер уже давно, просто я боялась себе в этом
признаться. Так почему же именно сейчас так пусто на душе, хоть я и
понимаю, что рыдать по мертвецу, который того недостоин, как
минимум неразумно…
И делать то, что я делаю сейчас, просто глупо.
Но я всё-таки беру чашку, отпиваю из нее глоток…
Невкусный напиток касается моих губ, нёба, языка. Горький,
словно поцелуй с нелюбимым. Я люблю другой кофе, с молоком и
сахаром, у Андрея же были другие вкусы.
Мы с ним вообще очень разные. Он говорил, что противоположности
сходятся, правда, не совсем понятно, зачем это нужно
противоположностям, у которых нет никаких точек
соприкосновения.
Вот и мы сошлись.
И даже прожили вместе два года, словно магниты – то притягиваясь
друг к другу и сливаясь в эротическом экстазе, то отталкиваясь во
многом другом. Почти во всем, что не касалось постели, где у нас и
правда было полное совпадение.
Так о чем я плачу сейчас? О сексуальных утехах, оставшихся в
прошлом? Или о любви, в которую так и не превратились наши
отношения?
Наверно, всё-таки о ней.
О несбывшейся надежде, картине нашего совместного счастья,
которую я нарисовала в своем воображении. И сейчас от нее остались
лишь два глотка невкусного кофе на дне теперь уже чужой чашки, и
едва уловимый запах парфюма Андрея, повисший в кухне. Он всегда
любил, чтобы от него пахло хорошо – хорошо для него, а не для меня,
которой никогда не нравился слишком резкий запах, которым он
окутывал себя.
Открываю окно.
Дождь и ветер, отбросив занавеску, немедленно врываются внутрь.
Тяжелые капли барабанят по подоконнику, мокрая пощечина легонько
хлещет меня по лицу. Так наверно спасатель проверяет жив ли
потерпевший, или же с ним больше можно не мучиться.
Улыбаюсь сквозь слезы, смешавшиеся с дождем.
Жизнь продолжается.
Нужно лишь вылить из нее чужую горечь, помыть с мылом чашку и
проветрить кухню. Еще хорошо бы выбросить из головы воспоминания о
двух годах брака, но с этим сложнее.
Но я сильная, я справлюсь.
Обязательно справлюсь.
Андрей
Расставаться нужно осенью.
Зимой уже будет поздно.
Когда вьюга скребется в окно, а мороз норовит пробраться в дом
через щели в рамах, возникает неосознанная потребность обнять того,
кто рядом, залезть вместе под одеяло, включить телевизор, и никуда
не выходить. Зимой вместе уютнее и теплее, что телам, что душам.
Холод сближает. И мысль о том, что кому-то придется собирать свои
вещи и тащиться через сугробы в неизвестность, а кто-то останется
мерзнуть один в пустом доме, кажется нелепой, как безумная идея
променять уют теплого камина на сомнительную красоту неприветливого
снегопада.
