Один был без головы, а из безобразного месива на месте шеи кровь текла на грудь погибшего, окрашивая землю под ним. У второго кровавая дыра была на месте левого глаза, и он тоже не подавал признаков жизни. Третий был жив, но смертельно бледен: при осмотре Алексей понял, что у него поражена бедренная вена правой ноги, идёт стремительная кровопотеря. Разрезав промокшую от крови штанину, принялся устанавливать кровеостанавливающий жгут-турникет. Раненый мучительно застонал:
– Не трогай, дай помереть, – и попытался отодвинуться от санинструктора.
Алексей сделал ему обезболивающий укол, и он затих. Установив турникет, он таким же образом обработал осколочные ранения на голени другой ноги и обеих руках раненого, который от укола и потери крови потерял сознание.
Рядом, опершись спиной на остатки расщеплённого снарядом дерева, диким взглядом выпученных глаз смотрел на него боец, нижняя челюсть которого ошмётками лежала на его груди. Осмотрев этого, санинструктор понял, что у него нет сильного кровотечения, и он доживёт до медпункта.
Напарник Алексея, с позывным Муха, тем временем уже перетаскивал в потрёпанную «буханку» остальных раненых и погибших, и Алексей принялся ему помогать, когда послышалось жужжание, и в небе завис дрон-разведчик. Погрузив стонущие тела и бездыханные трупы, Алексей и Муха сели сами и рванули прочь, когда их настиг БПЛА-камикадзе.
В «буханке» погибли все. Им было суждено воскреснуть, а одному – ещё и дать начало новым народам, которых никогда прежде не было в этом мире.
…
После работы Ольге пришлось ехать к отцу, потому что, когда он овдовел, во время панических атак его успокаивало только её присутствие.
Вскоре ей позвонил супруг, который недовольно поинтересовался:
– Ты совсем туда переселилась?
– Папа, тебе привет от Серёжи! – сказала она отцу, отходя в другой угол комнаты, чтобы тот не расслышал слов её мужа.
– Чем он опять недоволен? – поинтересовался Виктор Иванович.
– Серёж, папа тоже передаёт тебе большой привет! – проговорила она в трубку.
– Опять будешь ночевать в этом дурдоме? – продолжал спутник жизни.
– Папа потерял близкого человека, ему плохо одному, – сказала она тихо.
– Можешь вообще не возвращаться! – подытожил муж и прекратил разговор.
– Опять выступает? – спросил пожилой мужчина.
– Нет, всё нормально, – неубедительно отвечала дочь.
– Ну что ты его защищаешь, – укорил её пенсионер. – Говорила мать – тряпка ты! – он благоговейно взглянул на портрет покойной жены в траурной рамке.
– Па, давай сиделку тебе наймём, – осторожно предложила Ольга.
– Я что – больной? – возмутился тот. – Чужого человека в дом!
– Пойми, мне и так трудно управлять делом без мамы.
– А мне легко одному?
– Вот, я и хочу, чтобы нам обоим было легче, – подхватила Ольга мысль собеседника. – Может, тебе попить успокоительные? Психологу показаться?
– Я что – дурачок? – обиделся пожилой мужчина. – Думаешь, не знаю, что твой муж хочет из меня идиота сделать? – и Виктор Иванович красочно описал предполагаемый замысел зятя официально признать его недееспособным и получить право на опеку. – Всё распродаст, а тебя, дуру, бросит. Не выйдет: я ещё в своём уме!
– Хорошо, папа, – смиренно согласилась женщина. – Ну, я поеду?
– Ой, не знаю, – пенсионер сразу вдруг сник. – Плохо мне, тревожно. Чувствую, если уйдёшь, умру в одиночестве.
– Никуда я не уйду, – обречённо успокоила его Ольга.
– Может, правда, воскресим маму? – тихо спросил отец.
– Папа, ну ты же знаешь, таких денег у нас сейчас нет, – устало отвечала она. – Ну ладно, возьму я кредит. Но кто её воспитывать будет? Я и с тобой-то едва управляюсь.
– Ну можно же в ясли пристроить, к твоему мужу, – с надеждой проговорил Виктор Иванович. – Хотя бы лет до семи. Как-то оформить. Так же делают.
