Всё началось с броневика. Вернее, с его отрезанного угла – ровно, будто ножом. Когда я споткнулся, глядя на синеву среза, солдаты засмеялись: «Видишь, пацан, как бывает».
Но, может, раньше? Со сна про дверь – такую же как в нашем храме, только во сне она вела к звёздам. Хотя нет, пожалуй, всё же с того утра, когда застал братьев, прячущихся в дубе:
– Эй, слезайте! Мама вас за уши оттаскает!
– А ты не ябедничай! – огрызнулся Нук. – Иначе птичий помёт под подушку положу.
Эти слова странно отозвались во мне – будто я уже слышал их когда-то в совсем другом месте. Может, в том самом сне? Я подумал, что маме иногда снятся вещие сны. Стало неприятно. Я вздохнул. Мама и так уставала, не стоит её ещё и этим расстраивать. Подумав, я сделал ещё попытку:
– А дьякону кто помогать будет? Вчера же хвалились, что он вас звал зачем-то.
Братья ошарашенно переглянулись и стали спускаться. Ясное дело, об этом они совершенно забыли.
Дома пахло свежим хлебом и сушёными травами. Мама, вытирая руки о поношенный фартук, улыбнулась:
– Йоха, сбегай-ка в город, купи угощение к празднику Норы. Возьми деньги из кувшина.
Мне показалось, что она чем-то расстроена. Ей тоже, что ли, что-то приснилось?..
– Что-то случится?
Она только грустно покачала головой и повторила, но уже строго:
– Йоська, марш в город!
Я закатил глаза – опять поручения! – но внутри обрадовался. Город куда интереснее скучных уроков в школе. Да и Нора заслужила хороший праздник – она же старшая сестра, почти взрослая.
Выйдя на дорогу, я вскоре догнал десяток солдат. Они толкали перед собой новенький броневик. Я удивился сперва – почему они не едут, но тут же понял, что броневик сломан. Один угол его отрезало, будто ножом. Я сбавил шаг и, засмотревшись, упал. Солдаты обернулись на вскрик и засмеялись. Но не обидно, а с каким-то облегчением. А потом перестали смеяться, и один из них сказал, показывая на машину:
– Видишь, пацан, как бывает.
Набравшись смелости, я спросил:
– А как это? Войны же нет?
Солдаты погрустнели. И всё тот же ответил:
– Войны нет. А какая-то чертовщина творится. Ты в город идёшь?
Солдаты выглядели дружелюбно, поэтому, поколебавшись, я кивнул:
– Ага, во Всеслир.
– Вот и иди. Мы тут в вашей деревне пытались сказать дьякону, но он и слушать не стал.
Я больше не решился любопытствовать и пошёл поодаль, иногда поглядывая на ровный срез металла, отдававший ровной синевой.
Во Всеслир мы дошли уже вечером. Я не боялся: был тут несколько раз с мамой и знал, где за пару медяков можно переночевать. Можно было, конечно, сэкономить и заночевать у дядьки Григи. Он был мне никаким не дядькой, а просто маминым знакомым, и мне он не нравился. Всё время обращался как с маленьким. В общем, пока окончательно не стемнело, я зашёл в пару лавок подешевле, набрал себе леденцов, чтобы до завтра можно было больше ничего не есть, потом зашёл к бабушке Свири – у неё мы с мамой останавливались месяц назад, когда ходили покупать соль. Она узнала меня и сказала, чтобы ночевал у неё.
Тогда я оставил у неё часть леденцов, а сам пошёл на рынок. Я любил, как и все ребята моего возраста, глазеть на игрушечное оружие: деревянные мечи и ружья, пушечки размером с ладонь: их можно было заряжать горохом и, оттягивая медную полосу сзади, стрелять. Но сегодня я прошёл мимо лотков с игрушками, которые так манили меня. Я даже немного погордился собой, что не забыл о главной цели: нужно было купить подарок для Норы. Я знал, чему она обрадуется, и через полчаса уже торговался с женщиной, которая продавала всё для рукоделия. Норе я хотел подарить специальную горелочку, для обжигания листьев жидкоплода, чтобы они становились жилистыми и упругими. Но денег у меня было только на самую простую, а на полке у самого входа стояла красивая, с чеканным медным навершием и медной рогулькой, чтобы придерживать горячие листья. Торговка, хотя и с добрым лицом, никак не хотела отдавать её меньше, чем за десяток монет. У меня было больше, но ведь нужно было ещё оставить на ножики для мелких! Наконец, сдавшись, я предложил торговке вдобавок к моим семи медякам все леденцы, которые оставались у меня в кармане. Лицо женщины приобрело вдруг очень серьёзное выражение, и она сказала: