Михаил. Запись от № 7 (Пролог)
Меня зовут Михаилом. Фамилия вылетела из головы, но это не самое важное. Одиннадцатое февраля, год две тысячи двадцатый. Последнее, что я помню – мне двадцать. Человек, чью фамилию склоняют на все лады – Ельцин – выступает с танка. Я знаю, что мой отец где-то там, рядом. Я так и не узнал, чем всё закончилось. А теперь – я могу лишь смотреть в окно, даже не доковылять до соседа. Не представляю, что с ним могло случиться. За окном слякоть, новые здания. Дети гуляют на площадке. Значит, за эти три десятилетия по крайней мере не было войны… Я на это надеюсь. Если кто-нибудь услышит мой голос, считайте это предсмертной запиской. Курьёзно, но в правду никто не поверит, да я и сам даже сейчас не хочу верить в это. Я бы лучше счёл себя шизофреником, но уже не верю, как в первые дни, что это всего лишь бред. Итак…
Прошла неделя после моего второго возвращения, если это так можно назвать. За это время не произошло ничего примечательного, если не считать того, что опасения по поводу моего психического состояния сбылись – или, вернее, не сбылись – в самой извращённой и даже невозможной форме. Даже Рен-ТВ, хотя и муссирует тему пришельцев, никогда всерьёз не стало бы утверждать наличие самой детской формы иных цивилизаций: вампиров в духе Стокера. Но моё тело так или иначе связано с кровью других людей. И, боюсь, самоубийство – единственный доступный мне способ прекратить жизнь того существа, что может вновь завладеть моим телом в любой момент. И женщина, которая заперла меня в комнате, кажется, тоже одна из этих. Раньше это казалось невозможным, но сейчас я жалею, что не ходил в церковь: может, священник помог бы мне выбрать иной путь? Жаль, что крест на моей груди – может, от недостатка веры? – не является даже слабой защитой от этих нелюдей.
После находки прошёл день. За ним ещё один, и ещё, пока дни не закончились. Потом – как выяснилось позже, из-за сбоя – начались такие же однообразные ночи, изредка прерываемые шипением приёмника, походами в магазин или – чем чёрт не шутит – в ближайшее кафе. Однажды пришлось сделать заказ в мебельном магазине, когда малыш первый раз упал на пол. Я включал приёмник каждый вечер, как только заходило солнце, но ничего, кроме помех, пока что поймать не удавалось.
А однажды выглянул в окно и увидел там снег. «Боже, год прошёл!» – подумал я и, не решив, что же с того, опять лёг на диван. Часы напротив стояли: батарейка села несколько недель назад. Заполз на коляску, выкатился на лестничную площадку и с донельзя глупым видом позвонил соседям. Через минуту дверь приоткрылась, из неё показался кот, за ним с негромким «Кышшш» – хозяйка. Спросил: «Извините, не подскажете дату? Не уследил». Почувствовал, как на пол-лица расползается улыбка. Соседка тоже улыбнулась: «двадцать девятое декабря» – и, оглянувшись, видимо, на кота, опять повернулась ко мне: «пять вечера». Я кивнул: «Спасибо».
Вернулся к себе. Итак, двадцать девятое. Здесь Новый год скоро. Ёлка, Дед Мороз. Подарки. Здесь… До сих пор не могу привыкнуть. Меня передёрнуло: 2019-й подходил к концу. Если верить Люксу, где-то в Китае один придурок уже съел несчастную зверюшку, поражённую малоизвестной болезнью. Где-то уже принимаются решения о войне. Кто-то уже считает грядущие прибыли. И весь этот дурацкий, но, в общем, милый мир делает вид, что всё катится к лучшему.
Захотелось встать, выйти на улицу. Чтобы не пугать людей, забрался в инвалидную коляску, выкатился. Но стоило открыть дверь, вдохнуть зимний, земной воздух, как жёлтая пелена на глазах отгородила от меня тротуар, людей… Я на ощупь вернулся обратно в свою конуру. Получается, я уже не мог толком дышать, как тогда быть дальше? Холодильник пуст, от коллег никаких известий. Значило ли это, что пора готовиться к худшему? Самоубийство не выход, опыт Пога это хорошо показал.
