Марк
– Пап, ну снова криво. – возмутилась
дочь, смотря в отражение зеркала на свои хвостики на голове.
Это уже третья попытка сделать прическу.
Обычно, у меня получалось лучше. Но после аварии, из-за ожогов на руках и
стяжек на коже, уже ни хрена не такой ловкий как раньше. Начинаю перетягивать
волосы дочки резинкой и всё вкривь и вкось едет.
Я и рад бы переделать, но факт, что
выйдет лучше.
– Маруськ, давай так оставим? Сейчас
банты прикреплю, не так заметно будет.
Видел по лицу дочери, что не хочется ей
так, как я предлагаю. Но поджав губки, согласно кивнула.
– Хорошо, папуль.
Можно было бы облегчённо выдохнуть, но
отчего-то не выходило.
Хреново, когда не можешь ребенку
обеспечить должный уход. Нет, в целом, у нас все не так уж и плохо. Я бы
сказал, хорошо. Но из вот таких мелочей, как, например, хвостики, складывается
недовольство собой.
Как тебе, Марк Витальевич, заебись с
руками из жопы, пальцами внутрь?
Этот диалог с самим собой частенько в
голове проскальзывает. Гашу, по возможности. Выходит, пятьдесят на пятьдесят.
Это Маруська маленькая ещё, не так
акцентирует внимание на моей физиономии. А она после аварии тоже не в самом
презентабельном виде.
Подрастет, её дразнить начнут, что батя
стрёмный. Мне-то похрен. А вот за дочь обидно, если комплексовать начнет.
Взяв в руки два объемных банта, прицепил
их на хвостики. В целом, нормально. Лучше я уже вряд ли сделаю.
Сегодня у них в саду праздник – День
матери. Придумали, конечно. Осенью День матери, теперь и на весну в честь
матерей праздник организовали. Я ничего против не имею. Но у Маруськи на нём
будет присутствовать только батя. То есть, я.
И я знаю, что для моей дочери, это
своего рода стресс.
Ладно, прорвемся. Четыре года
справлялись на отлично и дальше будем.
Помог дочери одеться, оделся сам и мы
погнали в сад.
В саду суматоха. Родители переодевают
мелочь в праздничное. Ну, мы с Маруськой тоже не отстаем. Зря я что ли пол ночи
платье ей отглаживал?
Праздничный концерт начался ровно в
десять.
Кто-то из родителей на меня поглядывал
косо. Да и плевать. Я всё внимание на дочери сосредоточил.
Малышня, все по очереди рассказывали
стихи про мам. Когда очередь дошла до моей егозы, вообще смотрел не моргая.
– Папочка-папуля!
Как тебя люблю я!
Начала Маруська, а я приподнял брови.
Это уже интересно. Неожиданно, правда. Мы с ней совсем другое стихотворение
учили.
Но я совру, если не скажу, что приятно
удивлен.
– Как я рада, когда вдвоем
Мы с тобой гулять идем!
Или что-то мастерим,
Или просто говорим.
И как жаль тебя опять
На работу отпускать!*
Судя по лицу воспитательницы, она тоже
не в теме этого экспромта. А меня проняло. Сияю как начищенный пятак.
Маруська, закончив, придерживая пышную
юбку пальчиками, поклонилась.
Довольная такая.
– Пап, тебе понравилось? – это было
первым что она спросила, когда утренник подошел к концу.
Подхватив её на руки, крепко обнял.
– Ещё бы. Конечно, понравилось. А с кем
ты стих-то выучила? – все же предпринял попытку, разгадать эту тайну.
– А ты ругаться не будешь? – спросила, а
сама взгляд отвела.
– А за что мне ругаться? Я сегодня
звезда вечера. Пусть все завидуют. – усмехнулся, легонько щелкнув малую по
носу.
– Мы с Афиной выучили. Я ей рассказала,
что не хочу на концерте стихотворение про маму читать. У меня же её все равно
нет. А папа есть. Вот мы с ней и выучили. Даже воспитательница не знала, что я
такое расскажу. Правда, здорово?
– Вообще отпад. – улыбнулся этому
девчачьему заговору.
Афина, жена моего друга и по
совместительству крестного Маруськи.
Пока я после аварии валялся в коме в
больнице, они забрали к себе мою дочь. И наверное, я до конца жизни им буду за
это благодарен.
