Стюардесса в красной праздничной униформе Аэрофлота, строгая и красивая, показывала, как пользоваться спасательным жилетом. Как будто это когда-то кому-то помогло. Самолет готовился к взлету. Я нажала кнопку на телефоне: отправить имейл и отправить сообщение в вотсап. Первое для Карстена, второе для мужа. Одновременно на экране одно за другим появлялись истеричные сообщения от Жени: «Ты что делаешь? Ты уже взлетела?» Я отчиталась: «Я отправила мужу прощальное письмо». В ответ бомбардировка: «Ты дура? Ты что, не могла подождать, пока ты долетишь до Москвы? Он позвонит в полицию, и тебя снимут с рейса!» Я занервничала. Впрочем, последнее время это было мое обычное состояние. Стюардесса, как назло, никак не заканчивала свой инструктаж, а самолет не торопился выруливать на взлетную полосу. Приветствие капитана на двух языках: немецком и русском. Сердце было готово выпрыгнуть из груди – сейчас капитану сообщат по рации, в салон войдет полицейский и вежливо попросит меня на выход. Плим. Пришел ответ от мужа. Два. Сначала требование: «Марина, немедленно возвращайся домой!» и следом голосовое со всхлипываниями: «Марина, битте, ком нах хаузе, битте, битте…» («Марина, пожалуйста, иди домой, пожалуйста, пожалуйста…»). Самолет наконец начал плавное движение к взлетной полосе. Я отписалась Жене: «Все в порядке. Идем на взлет. Связь в Москве». И отключила телефон. Как и положено, выключить мобильные телефоны при взлете или перевести их в авиарежим. Теперь можно расслабиться. Разгон и толчок, отрывающий лайнер от земли. Это был мой самый любимый момент в полете. И вот уже внизу немецкая земля. Я прижалась лбом к иллюминатору. Это было прощание, и слезы текли из глаз под солнечными очками. Прощай, Германия! Прощай, Карстен, моя любовь! Прощайте, мои мечты и надежды. Снова разбитое сердце. И снова собирать себя по кусочкам и начинать все с нуля. Маленькие аккуратные конгломераты немецких домиков сменились огромным морем, по которому шли казавшиеся игрушечными корабли. И наконец все скрылось за пеленой облаков. Карстен, Карстен, почему ты предал меня?
Я никогда не думала, что побываю за границей. Загранпаспорт, сделанный три года назад, как говорится, «на всякий случай», так и пылился в ящике стола без надежды быть когда-то использованным. Не потому, что я была невыездная. Просто у меня никогда не было денег на это. За всю свою жизнь мне так и не удалось что-то отложить ни на праздник, ни на черный день. У меня не было даже машины. Хотя водительские права тоже были сделаны давно, и тоже на всякий случай. И я даже воспользовалась ими пару раз, когда Женя разрешил мне сесть за руль его «семерки». Правда, все это быстро закончилось. После пары таких выездов – с его непрерывным матом всю дорогу и моими попытками выпрыгнуть в слезах из машины – Женя сказал, что больше никогда и ни за что не позволит мне сесть за руль. Обещание им купить машину для меня тоже как-то быстро забылось. Он вообще предпочел быстро забыть все свои обещания после того, как я переехала к нему.
Мы жили с Женей гражданским браком в квартире его матери. Ираида Михайловна жила по соседству в его двухкомнатной квартире, ухаживая за мебелью и посудой, оставшимися после смерти его жены. При этом она не забывала каждый день наведываться в свою собственную квартиру и, пока я была на работе, выставлять к моему приходу напоказ какой-нибудь недомытый стакан или не до совершенства отдраенную кастрюлю. Она была помешана на чистоте и люто ненавидела меня то ли за то, что я не слишком придавала значение блеску кафельной плиты, то ли потому, что я отняла у неё единственного сына, которого она считала своей собственностью. Но то, что она задалась целью выжить меня из своей квартиры и из её жизни с сыном, было очевидно. В их симбиотическом союзе я явно была третьей лишней. Можно было сказать, что он был фактически женат на своей матери: выполнял все её поручения, бежал по первому ее зову, бросая меня посреди улицы. Мама кормила его обедом, а порой и ужином, в то время как я ждала его с полными тарелками дома. Там же у мамы он хранил все свои вещи, кроме пары носков и трусов, которые он из соображений практичности все же перенес в наше совместное жильё. Пару раз я пыталась сама постирать его рубашки, но его маман упорно изымала их в мое отсутствие и отправляла восвояси. Если мальчик заболел, мама вела его за руку к врачу и лично ставила ему уколы, клизмы и не знаю, что там ещё. Между прочим, мальчику было 48 лет.
