Я опаздывала. Это не удивительно, я вообще всегда и везде
опаздываю, я даже смирилась с этим фактом. Мало того – я и ехать
никуда не хотела. Но мама…это экспресс летящий под откос, её
невозможно остановить.
- Ты обязана, - сказала она. – Конечно, я терпеть не могла этого
скрягу… Подумать только, двадцать лет обещал умереть!
- Но умер же все таки, - справедливости ради заметила я.
Ночевала я сегодня у мамы, а у неё я всегда превращалась в
ребёнка, у которого настали каникулы. В очень ленивого ребёнка. Я
спала, ела и смотрела телевизор. И планировала делать это до самого
вечера, но завещание…
- Он двадцать два года кормил нас обещаниями, - заявила мама. –
А вдруг и правда что-то оставил?
- Последние пять лет он впал в детство и общался только со своим
псом, - снова вернула я маму с небес на землю. – Уж обо мне точно
не вспоминал.
- Уверена, он просто водил всех за нос.
Переспорить маму сложно. Она решила, что мне непременно стоит
присутствовать на оглашении завещания, и там мне непременно же,
дадут кучу дедовских миллионов. В общем через полчаса я сдалась и
начала собираться. Но и тут мама не унялась.
- Зачем тебе краситься? Господь видит, я и так произвела тебе на
свет такой красивой, какой ты быть явно не заслуживаешь.
- Мам, не накрашенной я в этот гадюшник не пойду.
Мама видела все только со стороны. Взрослые работали, вырываясь
только на семейные праздники. Повинность быть бедными
родственникоми отбывали мы. О, как я ненавидела лето… Всё детство
на целое почти лето меня отправляли на фазенду к деду и плевать,
что он только лишь двоюродный брат моей бабушки.
- Близкой родни у него нет, - говорила мама. – А денег много.
Вот помрёт, куда все денет? А тут ты, дай бант тебе повяжу, и не
лазь по деревьям!
Только вот дальней родни было навалом. И нас, бедолаг, детей,
которые и не знали друг друга набиралось порой по пятнадцать
человек. Там мы коротали лето под присмотром тёти Светы – младшей
бездетной сестры деда. И мы все терпеть не могли друг друга, а дед
только посмеивался. И сейчас наверное смеётся – его двадцать лет
хоронили, а он умер, когда этого и не ждал уже никто. В последние
годы никто к нему не ездил, только я. И не из-за денег – жалко
было. Грустно коротать старость в одиночестве.
- Господи, и в кого ты такая вертихвостка? – вернула меня мама в
действительность.
Она не понимает, что макияж – это моя броня. Чертовски сложно
быть хрупкой и милой блондинкой в нашем мире. Каждый считает, что
он сильнее и имеет право на тебя давить. Алая помада меня спасала,
прятала слабую девочку, которой я по прежнему выглядела. А ещё –
красота все, что у меня есть. Верка удачно замуж вышла, третьего
недавно родила. Вовка банкир. Серёга основал рок группу, правда,
никому не известную. Захар… не хочу про него. А я – Анька
Стрельцова. Я развелась, из окон моей однушки на окраине видно лес,
у меня скучная работа, два раза в месяц я езжу к маме отъедаться и
отсыпаться… Зато я красивая. Вот. Должно же у меня быть хоть
что-то, раз даже кота нет.
- Я люблю тебя, - чмокнула я маму в щеку, чуть мазнув красной
помадой. – Приеду через две недели, как всегда.
Она растаяла, она очень меня любила, моя хлопотливая мама. Но о
насущном не забывала, и успела крикнуть мне вслед :
- Получишь миллионы позвони!
- Непременно!
На улице первый снег вперемежку с грязью и жуткие пробки.
А я опаздываю, хотя да, я же всегда опаздываю… Когда вылетела на
проспект даже поверить своему счастью не могла. За рулём я уже
несколько лет и примерно через месяц вождения поняла – если тебе не
повезло родиться милой блондинкой, при напролом. Я между прочим в
любительских гонках участвовала с коняшкой своей, хватит смотреть
на меня, как на обезьяну с гранатой! И вообще, иметь маленькую
машину в городе очень удобно. Впереди меня маялся в пробке огромный
чёрный джип. Кажется он ехал медленно назло мне! Недолго думая я
вывернула на обочину и грозя увязнуть в снежной каше вдавила педаль
газа до упора. Вслед раздался утробный рев клаксона, но плевать. Я
вытащила руку в окно и продемонстрировала средний палец. Всё
мужчины одинаковы, с некоторых пор просто не переношу мужской пол.