В нос ударяет едкий запах медицинского спирта и стерильности.
Меня завозят на каталке в операционную, где уже включен яркий свет
лампы над высоким хирургическим столом.
В руку еще в коридоре что-то вкололи, поэтому теперь я чувствую,
как заметно потяжелела голова, мысли начали путаться, и совсем
немного захотелось спать.
Все тело ломит, а нога жутко болит, но сейчас это, словно,
отошло на второй план, сменившись ужасом происходящего.
Я никогда не болела, и ни разу не была в больнице, до
сегодняшнего дня.
Две медсестры помогают мне перелезть из каталки на уже
подготовленный операционный стол, от вида которого у меня даже
поджилки трястись начинают.
Вскоре они покидают операционную и, кажется, я остаюсь здесь
совсем одна, однако это не так.
Операция начнется совсем скоро, и я чувствую, как мое бедное
сердце очень быстро бьется в груди, а во рту от страха становится
сухо.
За спиной доноситься какой-то шорох металла и инструментов.
Дыхание спирает. Уже совсем скоро. Господи, помоги.
Кто-то подходит ко мне слева. От сильного волнения либо же
введенного ранее препарата, моя реакция словно бы затормозилась,
поэтому сейчас я даже головы поднять не могу. Лишь сильно
вздрагиваю, не в силах успокоить свое бешеное сердце.
Чувствую только, как подошедший берет меня за левую руку,
прикладывает большой палец к запястью, и немного надавливает,
считая пульс. Его руки очень крупные и теплые. В белых
хирургических перчатках. Это врач.
— Скоро надо будет подняться, и сесть. Слушать меня.
Голос мужской, грубый. Чуть хриплый, явно прокуренный, не дающий
ни шанса на возражение.
— Х…хорошо.
В отличие от его, мой голос сильно дрожит и сбивается. Никогда
не заикалась, но сейчас от шока не могу даже нормально слов
связать. Еще утром я не ожидала оказаться на операционном столе
первой городской больницы, но так получилось. Это моя дурацкая
ошибка, невнимательность, и этого вообще не должно было произойти
со мной.
Мне надо было готовиться к вступительным экзаменам в балетную
академию. И я готовилась. Много и долго, пока в один момент моя
нога не подвернулась, я не заметила края, и не упала со сцены прямо
на сложенные внизу декорации. В лодыжке что-то сильно затрещало, и
я услышала жуткий хруст.
Это были мои кости, после чего шевелить ногой я не больше не
могла. Я всегда берегла ноги, это был мой главный инструмент в
балете, но теперь даже не знаю, к чему приведет эта травма. Лишь бы
там был просто ушиб. Господи, пожалуйста…
Вскоре после падения меня кто-то буквально отодрал от пола, и
ребята с группы сразу вызвали скорую. Все время по пути в больницу
я была в шоке, и могла только кричать от невероятной боли и глотать
слезы. Мои тренировки сорваны, а до поступления в академию всего
месяц.
Я все еще толком не знаю, что случилось с моей ногой, но судя по
тому, что после снимка пожилой строгий хирург с фамилией Климнюк
меня сразу в операционную отправил, дела мои плохи.
Сейчас я лежу на этом жестком операционном столе в одной только
синей полупрозрачной медицинской накидке. Всю мою одежду забрали
медсестры при подготовке, а волосы сказали заплести в косу, что я и
сделала. Проклятые курицы отобрали даже нижнее белье, мою
единственную защиту, поэтому сейчас я невольно себя руками
обхватываю, чувствуя крайнюю степень смущения от близости с этим
врачом.
Это точно мужчина. Я улавливаю легкий запах его парфюма.
Холодный, и заставляющий меня внутренне еще больше всю сжаться от
страха.
— Ты дрожишь. Тебе холодно?
Бархатный низкий голос разрезает стерильный воздух операционной,
а у меня слезы собираются в глазах. Врач совсем рядом, но я не вижу
его. Он что-то делает прямо за моей головой. Я слышу, как что-то
клацает, рядом загорается монитор.
