Свет. Свет был первым, что я увидел, когда открыл глаза. Он светил из ламп, висящих на потолке, и, как будто бы, пытался выжечь мне глаза. Я моргнул несколько раз, стараясь привыкнуть, а заодно прислушиваясь к знакомому монотонному пиликанью слева от меня. Сощурив глаза и повернув голову, я увидел монитор сердечного ритма и наконец понял, где нахожусь.
Попытавшись сесть на кровати, я почувствовал боль в обеих руках. Посмотрев на них, я увидел свое левое предплечье и кисть, замотанные белым бинтом, на котором в некоторых местах проступили следы крови. Особенно эти пятна были заметны на ладони и ее тыльной стороне. Попробовав пошевелить пальцами, я почувствовал резкую боль и сразу же отбросил эту затею. На правой руке все было гораздо лучше, и замотана была только кисть, а пятна крови виднелись лишь на ее тыльной стороне.
Окинув взглядом палату, я понял, что нахожусь здесь совсем один. Сама палата была довольно маленькой: больничная койка посередине, два кресла справа, стоящие у окна, и столик между ними, на котором расположилась настольная лампа. Слева была дверь, ведущая в коридор, а рядом с ней магнитная доска, на которой висели различные бумаги. Перед кроватью на стене висел телевизор с пультом, лежащим прямо на нем, а чуть правее от него висело зеркало.
Кое-как сев на кровати, я отцепил от себя датчики сердечного монитора, затем скинул ноги на пол и встал, слегка покачнувшись, но удержав равновесие. Голова моментально закружилась, а к горлу подступила тошнота. В целом, ощущение было такое, будто я попал сюда после попойки, которая не прекращалась несколько месяцев. Мысли в голове путались и двигались медленно, словно сонные мухи. Я даже не мог толком вспомнить, как оказался тут и по какой причине.
Все же поборов головокружение, я медленно подошел к зеркалу и взглянул на свое отражение, с трудом узнавая самого себя. Из зеркала на меня словно смотрел какой-то другой мужчина. Он был такой же высокий, как и я, у него были такие же темные волосы с полосками седины и такая же короткая стрижка. Но вот лицо его выглядело иначе – оно было жутко уставшим, под серыми глазами образовались синяки, на ровном носу появилось несколько царапин, а на левой скуле красовалась повязка, закрывающая собой очень большой синяк. Морщины, которые до этого были только в уголках глаз, теперь расползлись почти до висков, а само лицо покрылось грубой щетиной. Повертев головой, я заметил на щеках, с обеих сторон, пластинки медицинских швов, которые фиксировали собой едва заметные порезы. По всей голове было еще несколько небольших ссадин: на правом виске лишь царапины, а на левом – порез, залепленный пластырем. Из одежды на мне была только больничная пижама, но этому я совсем не удивился.
Коснувшись повязки на скуле, я почувствовал острую боль и тут же убрал руку. Уже собираясь отходить от зеркала, я перевел взгляд на магнитную доску и увидел там больничный лист.
«Макс Ройер, сорок два года, девяносто два килограмма, четвертая положительная группа крови…» – прочитал я про себя, после чего вновь посмотрел в зеркало. Человек, что был в нем сейчас, точно не тянул на сорок два года. На вид ему были все пятьдесят, а то и больше.
Глядя на свое отражение, я начал было вспоминать события последних дней, но тут в коридоре послышались шаги, а затем дверь в палату открылась. Внутрь зашла молодая и невысокая медсестра, которая сразу увидела меня и проговорила недовольным тоном:
– Вы почему не в кровати?! Вам нельзя сейчас вставать!
– Я просто… – начал было я, почувствовав легкую боль в щеках и скуле, а девушка тут же перебила меня.
