Наверное, это банально и даже естественно для женщины разбивать свои самые светлые надежды и любовь о кого-то, в ком именно из-за своих надежд и любви вы не разглядели… обыкновенного козла.
Впрочем, все началось гораздо раньше. То есть надежды и мечты разбились, конечно, но перед этим происходили и другие события. Например, приватизация. Никогда, никогда, дорогие петербуржцы, не отказывайтесь от приватизации или владения любой недвижимостью ни в чью пользу. В каких бы высотах ни летала ваша душа, а возвращаться ей приходится в тело. А телу очень нужен комфорт, привычная обстановка большой четырехкомнатной квартиры на старой доброй Петроградской стороне и… Впрочем, теперь я могу сказать про себя, что там, где я, там и дом. А где дом, там и уют. Я научилась создавать комфорт одним своим присутствием. А то что квартирный вопрос испортил петербуржцев не хуже москвичей, так что ж. Но ведь не всех же.
Да и вообще… какая разница, куда приклонить голову этому телу, когда в этом теле развивается раковая опухоль, и вопросы: как жить, где жить и с кем жить отступают, оставляя одно неувядаемое, неопалимое и пронзительное: жить!
Наверное, когда в такой момент есть тот, на кого можно опереться, это уже очень-очень много. А когда тот, на кого вы хотели бы опереться, просто отвернулся от вас? Не знаю, была я восхищена или просто подавлена его бесконечной самоуверенностью, но вот тогда, когда я увидела его спину я поняла, что наглость и самоуверенность дают вам ощущение безопасности только в мирное время, когда все хорошо, а в трудные времена они ничего не стоят.
Итак, без дома, без работы, без денег, одна я жила у Ольги, подруги институтских времен и делала долги, чтобы оплатить операции. Когда только могла, я шла к иконе Петрова-Водкина в Александровском парке и молилась. Я ходила к ней каждый день. Иногда просто проходила мимо, незаметно крестясь, если кто-то меня видел. А иногда я заходила на Заячий остров в крепость. Мне почему-то казалось, что чем ближе стоишь к ангелу, тем больше шансов, что тебя услышат. В городе пылала осень, и сам ангел казался огромным листом, занесенным ветром в небо и зацепившимся за шпиль собора Петра и Павла.
Я молилась именно так, как раз и навсегда научила меня моя бабушка. Без слов.
– Богу, – говорила бабушка, – Твои слова вообще не нужны. Он и так все знает. Что может ему быть более приятно, чем благодарность за все, что с нами происходит? Если ты благодаришь его даже тогда, когда тебе плохо, Он видит, что ты веришь, что все происходит по Его воле и на твое благо. А если ты жалуешься, то ты просто показываешь, что ты недовольна. А ты сама стала бы помогать тому, кто все равно будет недоволен? Поэтому просто держи в сердце чувство благодарности столько, сколько можешь.
И я держала. Держала сквозь слезы. Столько, сколько могла.
Вообще-то бабушка меня и воспитывала. Она пережила блокаду, во время которой жила на Петроградской стороне, но после войны дедушке дали квартиру на Васильевском остове, и они переехали туда. Там я и выросла, хотя бабушку тянуло к старым местам и подругам, и она часто их навещала. Помню, как мы садились в трамвай и долго-долго ехали сначала по Среднему проспекту, потом через мост, потом еще целую вечность по Петроградской стороне и, наконец, через маленькую речку Карповку мимо Иоанновского женского монастыря>1 на набережной, где и выходили. Здесь несколько раз я слышала историю о чудесном спасении ее подруги, к которой мы и ехали. Мы проходили от Вяземского проспекта через дворы и оказывались на Кировском проспекте, который бабушка еще тогда называла Каменноостровским
