Соня
- Вибрато, Гордей, вибрато! - Луиза Феликсовна стоит с закрытыми
глазами, тихонько раскачивается и мотает головой в такт пиликанью
Гордика.
Ненавижу эту старую ведьму! Сколько ей уже? Лет четыреста
пятьдесят? Выглядит как бабка из фильма ужасов. Высокая, худая,
морщинистая, как высохшая курага, с аккуратным, высоким пучком
седых волос, в длинном черном платье с шуршащей юбкой и неизменное
белое жабо с изумрудной брошью. И двигается странно, не идет, а
плывет по воздуху. Клянусь, она скорее всего померла еще в
пятидесятых, но решила извести все поколения нашей семьи и
выбирается из своего склепа, чтобы дать очередной урок. Настала
очередь бедного Гордика.
- Гордей, кисть! - произносит строго и повелительно.
Его рука тут же срывается и гостиную разрезают противные звуки.
Отлично! На сегодня мне хватит! Поднимаюсь с дивана и ставлю на
столик пару из китайского фарфора, специально делаю это не
аккуратно, чтобы раздался неприятный лязг. Будем считать, что у нас
с братцем сегодня дуэт. Смотрю на деда ехидно, склоняюсь в
реверансе и иду в свою комнату. Боковым зрением вижу, что ведьма
уже отчитывает Гордея, а он беззвучно ревет. Доконают ребенка… У
него из талантов только ссаться в постель, прятать конфеты, которые
я ему приношу, чтобы не видел дед, и развлекать Аннушку рассказами
про динозавров. К музыке- ничего, ни чувства ритма, ни слуха. Но в
нашей семье такое недопустимо. Научат! Как в цирке, там даже
медведи катаются на роликах…
Падаю на кровать и прикрываю голову подушкой, но корявые звуки
Баллады «Зеленые рукава» все равно не дают мне расслабиться.
Пожалуй, вечером расскажу Гордику, как отвоевала свое право
завязать со скрипкой. Я сломала не меньше десяти смычков, последний
прямо об колено Луизы Феликсовны. Был страшный скандал и никаких
мультиков до Нового года. А вот с фортепиано не вышло. Моя мать
пианистка и при рождении, сначала тебя записывают в музыкальную
школу, а только потом оформляют регистрацию в квартире и другие
документы. Рояль так просто не сломаешь, хотя я пыталась, выхватила
люлей за испорченный демпфер, на год лишилась карманных денег и
решила, что проще доучиться. Это же вам не балет, вот где настоящие
проблемы и вечно голодное детство, ради поддержания формы. Моя
бабушка, Раиса Дмитриевна, балерина, заслуженная артистка РСФСР,
мучила меня плие с трех лет, мечтала вырастить из меня вторую
Кшесинскую, но из всего нашего сумасшедшего семейства, отстала
первой и махнула на меня рукой, чтобы не позориться, ведь я сорвала
такое количество уроков, что едва не запятнала честь нашей великой
фамилии. Хотя фамилии здесь у всех разные, но каждая не менее
великая, куда не плюнь- интеллигент, интеллектуал, культурная элита
или как минимум полу-царская особа. Отец- мой главный любимчик,
потому что я вижу его пару раз в год, когда он приезжает на
гастроли, его вообще ничего не волнует, кроме наслаждения тем, что
Бог поцеловал его в белы рученьки и его дирижерскому высочеству
аплодируют лучшие театры Европы, в которой он проживает последние
пять лет. Зато его старшая сестра, пятидесятилетняя
жаба-девственница Эльза, живет с нами и в свободное от тирании
время, управляет Училищем искусств.
Но самый страшный и деспотичный человек в нашей семье- дед. Иван
Филлипович. Он лауреат всего чего только можно, профессор всей
херни, жутко важный литературный критик и сноб, каких еще нужно
поискать. Благодаря ему в моей жизни был балет, скрипка,
фортепиано, художественная школа, уроки французского, бесконечные
репетиторы по литературе, истории и такое количество другого
ненужного дерьма, что иногда у меня встают волосы дыбом при
воспоминаниях о том, как меня всем этим дрючили. Единственный
приятный человек в доме, гувернантка Аннушка, она следит за
Гордиком, водит его на кружки, готовит на ораву высокомерной
интеллигенции постные блюда и убирает эту огромную квартиру.
Когда-то она была коммунальной, но семье деда досталась в полное
владение. Историческая часть Санкт- Петербурга, шесть комнат,
первозданная лепнина, канделябры, дубовые шкафы и тяжеленные
портьеры, классицизм в каждой детали, куча раритетных вещей и
антиквариата. Живу, как в музее. Мне бы еще кучера и графиня
Вишнева, готова ехать на Рубинштейна, чтобы отведать пивка и
предаться пьяным танцам. Что я и сделаю сегодня вечером.
