Самолёт оторвался от земли…
Уши заложило, а кресло с аппетитом стало меня в себя всасывать, как макаронину.
Я сглотнул – в ушах щёлкнуло, я стал нормально слышать, и, конечно, уставился в иллюминатор.
И – нет, за стеклом не висели облака!
Я соскучился по морю. Я очень люблю море.
Поэтому в иллюминаторе я увидел гребень морской волны.
Волна взметнулась до неба. И замерла.
Ого, какая высоченная!
Ого, какая у неё торжественная пена! Крылья самолёта режут её, а пене хоть бы что. К ней хочется обратиться: «Ваше Величество!»
Я любовался через иллюминатор морем, а вовсе не облаками.
Наш самолёт держит курс на Салоники. В конце мая мы всегда улетаем в Грецию, на всё лето, а возвращаемся в Москву за неделю до начала сентября, чтобы успеть купить новую форму и всякие там тетрадки. Это не такое уж лёгкое занятие для мамы, ведь нас у неё четверо: трое сыновей и дочка! Кстати, у каждого свой характер. «Да ещё ого-го какой!» – всегда добавляет мама.
Пожалуй, я с ней соглашусь.
Самый умный из нас Архи. Вообще-то мы прозвали брата Архитектором. Архитекторы проектируют дома. Для этого надо иметь ума палату. У брата ума предостаточно. Когда-нибудь он будет делать что-то очень серьёзное и важное для людей. Как дедушка, который построил тысячу домов и гидроэлектростанцию. Или как мама, которая вылечила тысячу людей. Сто раз в день попробуй выговорить слово «архитектор» – язык сломаешь. Поэтому зовём брата Архи. И это ему очень подходит! Архи – частица речи, между прочим, из греческого языка. Архи – значит самый-пресамый. Архи везде самый лучший: в футболе и в математике, а ещё ему здорово удаётся объяснять маме, что детям необязательно лопать брокколи каждый день. Архи – он и есть Архи. Кстати, не такой уж он и лапочка: Архи очень упрямый.
Зато Кио всегда уступит местечко у стенки на втором этаже нашей двухъярусной кровати. А ещё он классно показывает фокусы. И хочет научиться фокусам великого иллюзиониста Игоря Кио, про которого прожужжал нам все уши. Поэтому брата мы зовём Кио. Иногда не хочется идти в школу, или мама сердится на нас, если мы «вопим и топаем, как гиппопотамы», или Морковка ужасно нервничает накануне выступления из-за недошитого платья… Но стоит Кио взмахнуть своей волшебной палочкой или даже веником – да хоть чем, что есть под рукой! – и вот уже на его ладони квакает лягушка! Зелёная! В пупырышках! И улыбается! Это большая загадка – как Кио удаётся договориться с лягушкой насчёт улыбки. А уж нас-то не надо упрашивать. Мы просто хохочем, и уже никто ни о чём не переживает.
Морковка – наша сестра. Единственное, что она ненавидит, это – морковь. Хоть в винегрете, хоть в борще. Но своё прозвище сестра обожает, потому что его придумали мы, её братья. Морковка нас обожает. И мы её тоже. Хотя она может отчитать каждого из нас и всех сразу. Вообще-то сестрёнка весёлая, мурлычет весёлые песенки, если не пишет домашку по русскому языку или по математике. Ещё она умеет печь вкусные оладушки! Даже без варенья я запросто слопаю пятнадцать оладушек. Зато если рисую или леплю из пластилина аниматроников и ракетоджансы – сам придумал такие космические корабли – могу вообще не есть целые сутки – не проверял, но уверен. Больше всего на свете я люблю рисовать и лепить, а на домашку стараюсь не тратить много времени. Поэтому я – Кисточкин.
А почему мы каждое лето проводим в деревне недалеко от Салоников?
