Медленным шагом Юлия шла по кладбищенской аллее, направляясь к могиле матери. Вот уже три года прошло со дня её смерти, а Юля все помнила до мелочей так, будто этот страшный день был вчера.
Маму последние годы часто беспокоило сердце, но никому не верилось, что у еще молодой женщины могут быть такие серьезные проблемы. И сама Татьяна тоже в это не верила. Каждый раз, когда Юля звонила ей и рассказывала про учебу в институте, мать счастливо вздыхала:
– Доченька, я так рада, что у тебя все хорошо. Ну а как с Витей? У вас все серьезно?
– Да, мам, – доверчиво рассказывала Юля. – Знаешь, он так сильно меня любит, и я его тоже люблю. На выходных, прости, я приехать не смогу. Мы с Витей хотим поехать к его родителям, чтобы познакомиться. Они уже давно приглашают нас, а мы все никак не соберемся. Но отменить уже не получится, мы разговаривали с ними по телефону и обещали, что приедем. Так что ты не обижайся, ладно?
Татьяна не обижалась на нее, разве это было возможно? Юля – её единственная дочь, такая славная, добрая девочка. Жаль только, что она так быстро выросла. Татьяна и понять ничего не успела, как Юля уже заневестилась. Сейчас она училась на четвертом курсе педагогического института и готовилась стать учителем русского языка и литературы.
– Господи, помоги моей девочке найти счастье в жизни! – поднимала глаза на висевшую на стене икону Татьяна. – Пусть у нее не будет так, как у меня. Очень тебя об этом прошу…
Юля никогда не видела своего отца, мать рассказывала ей, что он был пожарным и погиб, спасая чужие жизни.
– И что, у тебя не осталось ни одной фотографии? – не понимала Юля. Татьяна качала головой:
– Нет, доченька. Не осталось… Сама не знаю почему… – пожимала плечами Татьяна, не собираясь открывать дочери свою тайну.
С семи лет Таня воспитывалась в детском доме, куда попала после того как её с маленьким братом Колей забрали у спившейся матери. Отец детей в это время уже снова сидел в тюрьме за разбой и воровство. Его всегда волновала только собственная жизнь, и совсем ничего не хотелось знать о семье. Да, собственно, никакой семьи и не было: Егор не был женат на Светлане и то, что она родила от него сначала дочь, а потом сына, его нисколько не обрадовало.
– Сама свой прицеп наплодила, вот теперь и корми, а я тебе ничем не обязан, поняла? – жесткий кулак пьяного Егора больно ткнул Светлану в скулу. – А еще раз скажешь мне про них хоть что-нибудь, я тебя вообще убью! Поняла? Поняла, спрашиваю?
Светлана, не выходившая из синяков, кивнула. Егор всегда умел объяснять доходчиво и не стеснялся доказывать свою правоту кулаками.
– Выпить хоть дай… – заканючила опухшая от вечных пьянок женщина.
– Ууу, пьянь! – беззлобно говорил Егор, наливая ей стакан. – Только это и можешь…
В это время полуторагодовалый Коля, которого шестилетняя Таня качала на руках, прижимая к себе его худенькое тельце, тихонько заплакал. Этот плач снова вывел Егора из себя, и он набросился на Светлану с кулаками:
– Да заткни ты его, наконец! Расплодилась, как кошка…
Светлана, словно только и ждала этого, кинулась к детям и принялась лупить их, не разбирая, куда попадает её тяжелая рука и срывая на них зло за свою такую неудавшуюся жизнь. А потом вытолкала их на холодный, открытый балкон. Несколько часов просидели там голодные, замерзшие дети и если бы не соседка, заметившая их там, может быть их бы уже и не спасли. Но старушка, всплеснув руками, не стала разбираться с соседями-алкоголиками сама и вызвала милицию.
Приехавший наряд ужаснулся тому, что увидел. Всюду грязь, невообразимо отвратительный запах и ни крошки съестного. А еще испуганные, голодные, полузамерзшие девочка и мальчик, отчаянно цепляющиеся друг за друга. Светлане и Егору дали по пятнадцать суток, а детей забрали в больницу, где врачи впервые заметили проблемы с сердцем у девочки. Ситуацию осложняли истощенность детей, простуда и воспаление легких, которого ни Тане, ни Коле избежать не удалось.
