– Христиане. Ударят по щеке – подставь другую. Как вообще подобное стало популярным? – презрительно хмыкнул огромный светловолосый воин, вытирая запекшуюся кровь с клинка не менее массивной секиры. – Эта религия делает людей слабыми.
Воин смачно плюнул за борт ушкуя.
Солнце ещё не поднялось над морской гладью, но тьма уже отступала. Попутный ветер хлопал полотном паруса, трещал деревянными балиспасами и хрустел натянутыми веревками, гоня судно вперед.
Ушкуй, обремененный грузом, словно нож, резал гладь моря, спеша домой, на север.
Волны с шумом возмущались, вздымая брызги и кровоточили белой пеной под натиском деревянного судна, набитого трофейным златом и серебром.
Старый, почти облысевший викинг, сидящий напротив, лишь улыбнулся, продолжая перебирать пучки засушенных трав. Он был ниже ростом бравого берсерка, но не уступал ему в широте плеч, а мускулы под его загорелой кожей казались стальными канатами.
– Молод ты просто, Херген, молод и глуп. Вспомни, как бился тот тщедушный сакс. У него не было ни злата, ни скота. Но он – один стоял против шести наших. Один.
– Ты про того крестьянина, что вилами ранил ярла? Башку-то ему все равно я снес.
Воин смочил тряпку в багровой от крови воде деревянной кадки и снова принялся оттирать топор.
– Снес, – лекарь бережно перевязал очередной пучок травы бичевкой. – Ты, чья профессия убийство, ты – живущий топором, сейчас кичишься победой над землепашцем, чье оружие оставило след на твоем лице и едва не отправило Вождя в Валхаллу? Достойная победа, ничего сказать…
Слова лекаря больно ужалили берсерка, и тот сжал топорище до хруста в суставах, но лекарь не обратил на это никакого внимания и продолжил:
– Как бы то ни было, ярл даровал его женщине жизнь. Её даже пальцем никто не тронул. За это тот крестьянин и сражался. За это он и умер. А значит, и битву свою он выиграл. Религия не делает людей слабыми или сильными. Чем больше человек имеет, тем сильнее его страх это потерять. Богатство – вот настоящий источник слабости. А любовь – источник силы. Поэтому и раскидывал он вас как кутят слепых.
– Любовь… – лицо светловолосого викинга скривилось в презрительной ухмылке. – …слепых кутят. Я ногу подвернул у той церкви… знаешь, сколько англов я там порубил?
– Те свою жизнь защищали. А крестьянин стоял на смерть, он пытался забрать с собой побольше наших.
– Какой ты нудный, Эрик. Как моё отношение к женщинам может сделать меня сильнее? Если только она Валькирия… – берсерк задрал голову. – Они следят за мной. Одна из них – моя суженая. Крылатая дева войны, что отведет мою душу в чертоги Гладсхейма.
– Ни одна из небесных воительниц не обратит на тебя внимание, – усмехнулся Эрик, чем вызвал явное негодование гиганта. Терпение берсерка лопнуло, и тот, отбросив тряпки, вскочил на ноги, занося топор, но кинжал пожилого лекаря был быстрее. Сверкнув сталью, клинок уперся в горло противника. Голос Эрика стал суровым и жестким.
– Сядь, щенок. Ещё раз дернешься – снесу твою тупую башку, как шапку грибу.
На шум обернулось ещё несколько викингов.
Глаза Эрика, голубые, как чистое летнее небо, горели огнём; в них не было ни страха перед могучим гигантом, ни намека на пощаду.
Лишь безразличие палача или матерого хищника. Хергена вдруг охватила паника. Холодок пробежал по телу, парализуя конечности. Словно сама Хель взглянула на него через глаза Эрика.
На мгновение все звуки стихли. Воины замерли, ожидая развязки.
– Остынь, Эрик, убери кинжал. Впереди не одна битва, Херген ещё пригодится. Я прошу за своего воина, прости его, – голос ярла, несмотря на кровавые повязки вокруг груди, звучал зычно и властно. Пожилой лекарь повиновался. Ярл повернулся к гиганту.
