Холостяцкая квартира Курочкина. Скромная обстановка: стол письменный, шкаф с книгами, диван, обеденный стол. Курочкин с отрешенным видом стоит на письменном столе с веревкой в руках. Сооружает петлю, перекидывает веревку через люстру, проверяет ее прочность.
Раздается звонок в дверь. Курочкин вздрагивает от неожиданности и едва не падает со стола.
Курочкин (с надрывом в голосе) – Боже мой, что за день сегодня выдался! И повеситься спокойно не дадут!
Неохотно слезает со стола, оставив веревку с петлей на люстре, и открывает дверь.
В квартиру радостно вваливается его сосед, местный алкоголик, он же слесарь-водопроводчик Виктор Ломов (в общении с окружением просто Витек) с двумя бутылками водки, банкой огурцов и двумя банками кильки в томатном соусе.
Ломов – Здорово, сосед! Решил к тебе заскочить на полчасика, раздавить вместе по банке. Надо срочно обмыть мою последнюю халтуру.
(вываливает все на обеденный стол)
Душа горит, а выпить не с кем. Веришь? Напарник вторую неделю на больничном, а местная публика нос воротит. Некоторые сволочи даже не здороваются. А трубы-то горят…
Курочкин (несколько опешив от напора соседа) – Вы знаете, я, честно говоря, сейчас… как это сказать…
(мнется) хм, хм, немножко занят.
Надо довести до конца (смотрит на петлю) одно дело…
Давайте лучше завтра…
Ломов – Ты что, старик? С ума спятил? Какие могут быть дела, когда водка уже на столе? Она же прокиснуть может.
И вспомни народную мудрость: «Никогда не делай сегодня то, что можно сделать завтра». Завтра и сделаешь. У тебя стаканы-то где?
Курочкин (машинально машет рукой в сторону кухни) – Там… (в сторону)
Завтра я могу не решиться… (вздыхает)
Хотя, возможно, это знак свыше…
Ломов приносит стаканы, разливает водку, открывает консервы, не переставая при этом говорить.
Ломов – Захожу я вчера вечером в 45-ю квартиру, в соседнем подъезде. Там эта фифа живет, наша бизнес-леди, Виктория Бабкина.
Я ей говорю: ставим нашу, российскую прокладку на ваш импортный кран с гарантией на полгода или дорогую немецкую с пожизненной гарантией? Она мне: ты что, валенок, из Сибири приехал? Ставь немецкую.
Я ей: триста пиастров, имея в виду наши деревянные.
Фифа открывает кошелек: легко. И дает мне триста долларов. Прикинь? Я за такие деньги три – четыре недели вкалываю, а она мне за маленькую резинку.
Курочкин (делает еще одну попытку отыграть ситуацию) – Может быть, Вы все-таки завтра зайдете? И у Вас лишний повод выпить бы появился… (смотрит на петлю) и… меня бы сняли…
Ломов (смеется) – А чего мне тебя снимать-то? Ты что, баба? Или… (с опаской в голосе, отодвигаясь от Курочкина) ты часом не голубой?
Курочкин – Нет, что Вы! Это я образно выражаюсь…
Ломов (успокаиваясь) – А ты выражайся проще, по – нашему, по-бразильски… (смеется) Ну давай, Павлик, за сексуальное меньшинство!
Курочкин (удивленно) – За что?
Ломов – За настоящих мужиков! Нас же все меньше и меньше…
Ну, вздрогнули! (чокается с Курочкиным и выпивает)
Курочкин (с видимым отвращением и неохотой отпивает из стакана) – Да, от такого зелья действительно вздрогнешь…
Ломов – Правильно, отличная водка. Ты закусывай, закусывай… (сует ему огурец)