– Ма‑а‑а‑акс! – раздался дружный, многоголосый крик со двора.
Я, сидя за столом, готовил ненавистное задание по русскому языку. Ну не виноват же я, что эта училка невзлюбила меня с первого взгляда и придиралась ко мне на каждом уроке?! А вчера так вообще за препирательства с ней вызвала мать в школу, а та потом на пару с отцом стали капать мне на мозги. Вспомнив вчерашний разговор с предками, я поморщился, настроение упало ниже плинтуса. Отодвинув от себя тетрадь и учебник, я откинулся на стуле, делать совершенно ничего не хотелось.
– Ма‑а‑а‑акс!!! – раздался крик громче прежнего.
Я, не выдержав, встал из‑за стола и подошел к окну: внизу стояла почти вся команда нашего двора и дружно кричала, вызывая меня на улицу. Они знали о моих вчерашних злоключениях, а также о том, что у меня отобран мобильник, потому и вызывали сейчас старым дедовским способом. Едва ребята увидели меня в окне, как зашумели ещё сильнее.
Высунувшись в форточку, я прокричал:
– Ну чего случилось?
– Пошли скорее играть, нас уже ждут в соседнем дворе!!
– Максим, опять холод в дом пускаешь? – раздался за спиной недовольный голос мамы.
– Сейчас иду! – прокричал я пацанам, спрыгнул с подоконника, закрыл форточку и обернулся: – Мам, я пойду, меня пацаны ждут.
После этих слов мамин голос слегка дрогнул.
– Максим, ты ведь вчера обещал сделать уроки.
– Обещал – значит, сделаю, но позже, – немного резковато ответил я и стал собираться.
– Постарайся хотя бы вернуться до прихода отца, – обиделась мать и вышла из комнаты.
Одевшись и хлопнув дверью квартиры, я бросился вдогонку за ушедшими ребятами.
«Лучше бы остался дома», – думал я, медленно поднимаясь домой по лестнице несколько часов спустя.
Нет, саму игру мы выиграли со счетом пять – два. Но вот потом, после матча, недовольные проигрышем соперники стали задирать одного из наших, и состоялось ледовое побоище, тут же, на «коробке». К сожалению, в этой битве мы проиграли, и теперь, хромая домой, я отчетливо представлял, что сейчас начнётся. Катастрофа заключалась в том, что, убегая из дома, я в спешке набросил на себя тот пуховик, в котором ходил в школу, жутко дорогой и подаренный мне отцом всего месяц назад, на день рождения, взамен предыдущего, истрёпанного от постоянных падений на лёд.
«Надо было остаться в хоккейной форме», – с горечью подумал я, ощупывая несколько сделанных лезвиями коньков прорех, из которых на ходу сыпался пух. Лицо тоже ощутимо болело, и я совершенно не горел желанием видеть, во что оно превратится завтра.
Ещё этаж, и я остановился перед дверью своей квартиры. Деваться было некуда, пришлось звонить, ключи я тоже в спешке не захватил. Вздохнув, нажал на звонок: в квартире раздалась мелодия «Собачьего вальса».
«Хоть бы не отец открыл дверь, – подумал я, – хоть бы не он».
Понятное дело, по закону подлости дверь открыл именно отец. Он в недоумении посмотрел на меня, словно не понимая, что это за чудо в перьях предстало перед ним.
– Тань, иди посмотри на своего сына.
Он позвал мать таким спокойным тоном, что я понял – неприятности мне точно обеспечены. Рассматривая меня насмешливым взглядом, он подождал, пока не подошла мать, и только тогда впустил меня в квартиру. Зрелище, наверное, действительно было впечатляющим, поскольку она всплеснула руками, а отец насмешливо произнёс:
– Явление Христа народу.
Когда предки стали расспрашивать меня о том, что произошло, я, дёрнувшись в сторону, угрюмо буркнул:
– Подрались и подрались, чего трагедию из этого делать.
– Значит, так, – в голосе отца звякнул металл, – сегодня уже поздно выяснять отношения, поэтому иди умойся, приведи себя в порядок, а утром мы поговорим.