Андрей Дай
Мастер ветра. Искра зла
Роман
1
Олень все-таки умер.
Вчерашний дождь каплями блестел на его подрагивающей шкуре, и,
если не смотреть в страшные, смертью мутные глаза, казалось, что
зверь просто спит. Раскинув богатые рога, по-хозяйски развалившись
на зазеленевшем с первыми оттепелями лесном мху, уложив лобастую
голову мне на колени. Даже в смерти он был величественен и
прекрасен. Если не смотреть в глаза… И на гранатовую лужицу крови…
И на короткий стальной болт, хищно впившийся в бок благородному
животному.
Я не успел. Догнал, когда помочь не смог бы и Спящий. Все
утро бежал по бусинам его крови, и не успел. Видел же, что кровь
темная, страшная. Такая бывает, когда задета печень, а значит –
зверя уже не спасти и лучше всего дать ему уйти на небесные
пастбища с миром. Уговаривал себя остановиться, ругал за слабость и
все равно бежал.
Он споткнулся о кочку на небольшой полянке. И не смог больше
встать. Только смотрел на меня большими печальными глазами, пускал
носом пузыри и жадно дышал. Я метался вокруг, искал кровохлебную
траву, пытался остановить кровь, выдернуть мучавший оленя болт. Все
без толку.
На бегу я успел накинуть тетиву – думал добить самца, чтоб
сократить мучения. А когда он умер – расплакался. Сидел посреди
разрезанной наискось солнечными лучами прогалины в бору, держал
тяжелую голову благородного оленя на коленях, гладил жесткую шерсть
на упрямом лбу, а слезы катились и капали на его густые ресницы. И
было как-то пусто и гадостно на душе. Словно соседский мальчишка из
баловства растоптал твой песочный замок, а ты смотришь на это из-за
окна и ничего сделать не можешь. Только плакать.
У нас в лесу тысячи оленей. Может быть, даже десятки
тысяч. Могучих самцов и изящных самочек. И тем не менее, собираясь
на охоту, мужчины лесного народа долго выбирали, какой именно зверь
именно сейчас должен умереть. Приболевший или раненый, со
сломанными рогами или не добившийся благосклонности самок – эти
годились для охоты. На таких вот красавцев – князей оленьего
племени, охотиться никто бы и не подумал.
И еще: лесной народ не использует арбалеты. Это лживое оружие
придумали люди с запада. Далеко от моего леса. За Великой рекой. На
сотни дневных переходов западнее границ княжеств. Отец рассказывал
– там говорят на жутко исковерканном орейском, а значит совсем
позабыли заветы отцов. Не мудрено, коли взялись пулять стальными
стрелами в красавцев-оленей. Да еще весной…
Вот и вышло так, что троих разгоряченных долгой утренней охотой
чужестранцев встречал я на маленькой полянке совсем не добром.
– Это моя стрела, – сходу, шагов за десять, заявил увешанный
железом незнакомец. Его орейский действительно был настолько плох,
что я насилу его понял. – И олень мой!
Кто охотится в доспехах? Кто бегает по лесу с длиннющим мечом на
боку? Тот, кому негде это все сложить. Тот, кто никому не верит и
свое имущество всегда носит с собой. Тот, для кого меч – средство
выжить в этом огромном жестоком мире. Наемник!
– Это мой лес, – четко выговаривая слова, чтоб бродяга наверняка
понял, ответил я. – Мои олени. Ты вор!
Он засмеялся. Только никто ему не поверил.
Наемник был высок и могуч, а на бедре висел длинный меч. По
бокам стояли еще два плечистых вооруженных мужика. И пусть доспехов
их плечи не нашивали, но боевые топоры руки держали умело. А
напротив на корточках сидел я. И совершенно их не боялся.
– Парнишка, – проявил благородство наемник. – Беги отсюда.
Иначе, Басрой клянусь, мне придется тебя выпороть…
Думаю, если бы не мой лук с наложенной на тетиву стрелой, вор
уже давно бы попробовал напасть. А так-то – с десяти шагов трудно
промахнуться.
– Да неча с ним разговаривать, – неожиданно громко гаркнул один
из плечистых. – Он поди дурачок тутошний деревенский. Уши ему
надрать, да и всего делов-то…
