Наши дни
– Ты до сих пор им ничего не
сказал?
Ника покраснела от злости. Он же
обещал, что все будет хорошо! Макс обещал, что разберется,
поговорит с друзьями, объяснит.
– Прости, не получилось с ними
встретиться, а сообщать такое по телефону не айс.
– Прятаться не айс!
Ника швырнула в него кроссовкой с
обувной полки, что была для Макса алтарем.
– Мы целый год играем в прятки! –
едва сдерживая слезы, закричала Ника. – Мотаемся по съемным
квартирам, заходим в кино по отдельности, сбегаем из кафе, как
только кто-то из знакомых покажется на горизонте! Я устала!
Вторая кроссовка полетела в парня,
когда тот попытался сделать к девушке шаг.
– Ник, брось. Ты ж знаешь, они наши
с Лехой лучшие друзья. Они не поймут, пока он еще в больнице.
– Да плевать всем! Боже ты мой, это
наша жизнь!
– Ну мы уже обсуждали это.
Он поджал губы и скрестил руки на
груди.
– Вот именно! Обсуждали! Каждую
чертову неделю с того самого дня, когда мы переспали! Почему
тогда ты не думал о брате и его дружках? Почему ты не
думал о них все время, что мы проводили вместе?
– Опять двац-пять. Я люблю тебя,
Ник. Просто… все сложно.
Ника взвыла. И бросила еще пару
кроссовок. Так больно было, будто внутри огонь полыхал, сжигал
заживо.
– Зачем ты вообще сказал мне про эту
свадьбу, если не собирался брать с собой? – тише и спокойнее,
оттого отчаяннее спросила она.
Макс просто пожал плечами.
– Врать не хотел.
– Ты делаешь это каждый раз, когда
спишь со мной.
Быков выдохнул громко и
недовольно.
– Я скажу. – Макс цедил слова так,
будто из него их щипцами тянули. – Когда время придет.
– А-а-а! – не выдержала Ника, снова
обернулась к обувной полке и схватила первое, что попалось под
руку.
– Только не хуарачи! – взмолился
Макс.
Ника замерла. Господи, как? Как все
обернулось таким беспросветным мраком? И обвинить бы хотелось
кого-то, да сама была виновата во всем.
Макс с голым спортивным торсом и в
серых пижамных штанах, такой большой и опасный на вид, с широкими
кустистыми бровями и трехдневной щетиной, боялся сдвинуться с
места. Он нервно поглаживал короткий ежик черных, как смоль, волос,
а Ника пыталась сейчас догадаться, что его беспокоило больше – она
или любимые кроссовки. Гадала, смеяться от этого ей или
плакать.
Она демонстративно медленно
поставила обувь обратно, схватила рабочую сумку и выскочила из
квартиры. На прощание хлопнула дверью так, что в подъезде побелка
посыпалась. А снаружи замерла, тяжело дыша, пытаясь вернуть
самообладание.
В эту минуту мимо просеменила
соседка Быковых и странно покосилась в ее сторону. Здесь все знали
Нику как девушку Леши. И все знали, что он не в себе.
Еще придумает себе
что-нибудь.
– Добрый день, – поздоровалась Ника
со скрипучей старушкой. – Хотела Нину Александровну навестить, но
не застала.
– Да уехала она на огород. Грядки,
поди, готовит, да редиску сеет – снег сошел. До конца недели не
видать-то ее будет.
Ника, изо всех сил растянув улыбку,
кивнула и скорее поспешила к лестнице.
– Надо было позвонить, побегу я, а
то на работу опоздаю.
– Беги, цвяточек! Светлого неба
тебе, работка-то у тебя та еще.
Ника выбежала, глотнула воздух,
чтобы расшевелить легкие, прыгнула в автомобиль и, наконец,
разрыдалась. Таксист покосился на нее, но смолчал, лишь прибавил
громкости радио, поющему незатейливый строки про разноцветные
витаминки.
Спасибо и на том.
***
Ника из-за шторки наблюдала, как
светловолосый малыш ползал по узкому проходу самолета и подбирал с
пола кусочки чипсов и крошки от сэндвичей. Сердце замирало каждый
раз, как кто-то вставал с кресла и направлялся к хвостовому туалету
– они перешагивали его, так и норовя раздавить крохотные
пальчики.
Когда очередной пассажир чуть не
споткнулся о ребенка, Ника неосознанно подалась вперед. Все-таки
собиралась разъяснить мамаше, что на рождении мальчишки ее
обязанности не закончились.
