Косой луч света, в котором медленно кружились пылинки, ложился
на стол князя, как раз на большой лист бумаги. Лист
норовил свернуться в рулон, и князю приходилось придерживать его
локтями. Он смотрел на чертеж и в отчаянии кусал губу. И точно так
же крепко, как держал бумагу, его пальцы дёргали на голове
седые волосы. Отчаяние оно такое, да...
Гранд-мэтр Техномагических Мастерских, князь
Делегардов поднял на нас глаза, покрасневшие, влажные. Хотел
что-то сказать, приоткрыл рот — отпечаток крупных зубов остался на
нижней губе - но промолчал. Моргнул. Бросил быстрый взгляд вниз, на
рисунок, и снова тоскливо уставился на отца.
- Я. Не. Могу! - скривился.
Трудно поверить, но это, кажется, было... страдание? В немолодых
усталых глазах блеснула слеза. Да не может быть! Показалось.
Точно, показалось.
Князь снова опустил жадный взгляд в бумаги, наклонился над ними,
навис, как злой колдун над сокровищами, и забормотал, нервно шевеля
пальцами, позабытыми в седой шевелюре:
- Это гениально, господин Ларчинский. Знаменитый мост...
Разводной мост Ларчинского! Невероятно! Вот он - у меня в
руках... Это… Это волшебно! - и снова поднял взгляд на
отца, тоскливый, умоляющий взгляд больной собаки. И голос
сорванный, хриплый, тоже больной: - Будь она мужчиной...
парнем, господин Ларчинский... я бы забрал... Забрал
её без разговоров! И даже... Даже сам оплачивал бы
учёбу. У нас есть возможность...
Я слабо улыбнулась. Ну а как же? Приятно - меня
называли гением. Видеть восхищение своей работой ещё приятнее.
А знать, что твой гений признаёт другой гений... Это не просто
приятно, это даже приятнее, чем бесплатная учёба!
И я бы улыбнулась. Прямо широко-широко. Радостно.
Улыбнулась бы от души замечательному человеку, грандиозному учёному
и не менее грандиозному техномагу, князю Делегардову,
гранд-мэтру Техномагических Мастерских. Обязательно улыбнулась
бы!
Если бы не одно но. Если бы не эти его слова: «Будь она
парнем»…
Кулаки сжались, а крылья носа дрогнули и
раздулись. Если бы я была парнем. Парнем!
Мужчина, значит, человек, а девушка нет? Ну и страна! Ну и
времена! Ну и жизнь! Женщина, девушка — не человек, и
учиться техномагии права не имеет!
Когда горячий, удушающий водоворот гнева сжал горло, мешая
дышать, только лёгкое прикосновение к руке остановило
катастрофу. С трудом подняла тяжёлые веки и скосила глаза - это
отец держал меня за мизинец и улыбался.
Знакомое с детства доброе, родное лицо! Он всегда, когда смотрел
на меня, улыбался. Сейчас на высоком круглом лбу, плавно
переходящем в лысину, ещё и забавно двинулись брови: сначала
правая, потом левая, и обе вверх. Я знала, что это значит. С самого
детства знала. Такой взгляд, эти брови говорили: «Не
расстраивайся, дочь, у нас всё получится!»
Папочка, родненький, как я тебя люблю!
И спазм отступил, красная пелена с шумом отлила. Шум,
конечно, и не шум волны был, это я выдохнула, отпустила гнев.
Отпустила и порадовалась, что магии во мне нет ни капли. А то было
бы тут гранд-мэтру, грандиозному учёному и техномагу, не менее
грандиозное поле деятельности по восстановлению разрушенных
Техномагических Мастерских.
Я запрокинула голову, глянула в высокое окно, словила пальцами
тёплый солнечный луч, падающий на стол. В полосе света всё
кружились и кружились пылинки. И я тоже хочу так же светиться в
луче, беззаботно лететь и кружиться, быть спокойной,
жизнерадостной, порхающей. Успокоиться... Надо успокоиться. Ну вот,
уже лучше.
А ещё... Ещё мне снова захотелось признаться в любви. Не
кому-нибудь, а своему папеньке, своему любимому пирожочку, своему
лучшему в мире отцу! Какой же он у меня замечательный, и как
же я его люблю!