Она сидела, съёжившись, в своём укрытии.
Живой она им не дастся!
В боку кололо, кровь стучала в висках. Она закрыла глаза, прячась от слепящего света. Её так просто не возьмёшь.
Одна против троих. Противостояние было неравным. Но они не представляли себе, с кем связались.
Только бы приглушить стук сердца! В тишине ночи его удары раздаются гулко, словно в колодце. А ведь у волков острый слух. Они за километры слышат, как бьёт крыльями раненая птица.
Тех, кого она назвала волками, было трое. Быстрые, молчаливые, вооружённые боевыми тростями с железными набалдашниками. Длинные полы распахнутых шуб вздымали вокруг клубы снега. Три охотника: бессловесных, безжалостных, бесстрашных.
Ей удалось оторваться?
В ушах до сих пор стоит яростный рёв, который испустил самый огромный, когда они её упустили. Она не видела его лица, только длинный нос, высунувшийся из-под меховой шапки в то мгновение, когда прозвучал этот нечеловеческий крик.
Люди-волки, подумала она тогда. Оборотни, пущенные по её следу.
Построенный на болотах, Нижний город Гульденбурга был весь изрезан мостами – до того узкими, что два человека могли разойтись на них только боком. Вот тут они её и поймали: она шла через мост над потоком чёрной воды, когда перед ней выросли две тени.
Ловушка. По скрипнувшим доскам за спиной она догадалась, что есть ещё и третий. Загонщик. Она заметила его несколько минут назад, когда шла по улице Дубильщиков, той же дорогой, которой всегда возвращалась к себе в нору: человек стоял, прислонившись к ободранной стене, и небрежно закуривал сигару.
Он мог оказаться кем угодно: переодетым полицейским, грабителем, поджидающим жертву, пьянчугой (их всех в этой части города было предостаточно) или просто полуночником, бредущим среди ночи к себе домой.
Когда так долго живёшь без надёжной крыши над головой, волей-неволей развивается шестое чувство. Дело было ночью, зимой. Она сразу заметила боевую трость и увидела в дрожащем пламени спички, которое человек защищал ладонью от ветра, два жёлтых глаза, обращённых к ней.
В этот поздний час квартал был пуст. Он имел дурную славу: тут человека запросто могли зарезать посреди улицы, и никто бы даже глазом не моргнул.
Она не раздумывая развернулась и побежала к мосту. «Уж лучше сделать крюк, чем попасть в передрягу», – говорила она себе, вгрызаясь в яблоко, которое достала из кармана.
Но человеку только того и надо было: направить её в ловушку. Она поняла это слишком поздно. Он шёл за ней, не отставая ни на шаг, и, когда она по его милости ступила на расшатанные доски моста, ловушка захлопнулась с обеих сторон.
Двое других уже двигались ей навстречу, до того огромные, что каждый занимал всю ширину моста.
Она мысленно выругалась, проклиная себя за неосмотрительность.
– Ну-ка стой, малышка.
Тот, кто процедил это сквозь зубы, был на две головы выше остальных. Без сомнения, вожак стаи. В шапке с нелепыми меховыми ушами, которые били его по щекам. Она почувствовала резкий запах сигары третьего, стоявшего у неё за спиной: маленького, нервного, со злобным взглядом – возможно, именно он был самым опасным из них.
– Стой на месте, куколка, – снова проговорил вожак, вертя в обтянутых перчатками пальцах трость. – Не заставляй нас делать тебе больно. Просто по-хорошему иди за нами, и всё будет в порядке.
– Не приближайтесь, – предупредила она. – А то…
Оборотень весело захохотал. Он, такой большой и сильный, одним ударом ноги расплющил бы в лепёшку это крошечное существо, – и ей ещё хватало наглости ему угрожать?
