Солнечный луч пробился сквозь пыльное окно машины, освещая разбросанные на заднем сиденье тетради Майлза. За окном мелькали деревья, сплетающиеся в зелёную стену, а за ними на горизонте угадывались очертания холмов. Тихое жужжание двигателя было единственным звуком в салоне, нарушаемым лишь редкими словами родителей.
Майлз сидел на заднем сиденье, сгорбившись над блокнотом. Его карандаш неустанно двигался, выводя линии и фигуры. Линии превращались в геометрические узоры, что-то, что для других выглядело бессмысленным, но в его голове это был порядок.
– Ты всегда так сосредоточен, Майлз, – с лёгкой улыбкой сказала мать, повернувшись к нему.
Он не поднял головы, лишь чуть кивнул, продолжая рисовать.
– Ему это нравится, – отозвался отец, удерживая взгляд на дороге. – Это его мир.
– И ты ничего не хочешь? Может, мороженое? – добавила мать, пытаясь разговорить его.
Майлз на мгновение поднял глаза, но ничего не сказал. Ему не нужны были разговоры. Он жил в тишине, где всё было понятно, где линии, числа и формы складывались в идеальные цепочки.
Дорога тянулась всё дальше, но что-то в поведении отца изменилось. Руль в его руках дрогнул, и он быстро посмотрел в зеркало заднего вида. Мать нахмурилась.
– Всё в порядке? – спросила она.
– Да… просто кто-то слишком торопится, – ответил он.
Свет фар, вырвавшийся из-за поворота, ослепил их на мгновение. Машина на встречной полосе двигалась слишком быстро, и секунды растянулись в вечность. Резкий поворот руля, крик матери, скрежет металла…
Майлз ничего не понимал. В один момент его мир был упорядоченным, знакомым, а в следующий – всё стало хаосом. Свет, звук, боль – всё это слилось в единый поток, который невозможно было уложить в линии или цифры.
Когда Майлз открыл глаза, его мир уже не был прежним. Он видел незнакомые лица, слышал обрывки разговоров. Боль была глухой, но не отступающей. Вокруг него были люди в белых халатах, которые говорили друг с другом слишком быстро.
– Где мама? Где папа? – хотел он спросить, но слова застряли в горле.
Майлз проснулся от слабого жужжания и почувствовал, как боль в теле постепенно усиливается, с каждым мгновением захватывая его все сильнее. Тусклый свет скользил через жалюзи и мягко падал на белые стены больничной палаты. Звуки – их было немного, но они тревожили. Стук капель в капельнице, мягкое гудение аппаратов, легкий шум шагов за дверью. Это было не так, как всегда. Это было не так, как дома.
Он с усилием поднял голову, пытаясь понять, что происходит. Он ощущал своё тело ощущалось тяжело и неуклюже. Он медленно протянул руку, чтобы потрогать одеяло, пытаясь понять, что не так. Его пальцы коснулись прохладной ткани, но мысли были смутными. Он не знал, как долго он здесь, и это пугало его. И ещё – не было запаха. Он всегда знал запахи: запах утреннего кофе, что мама варила рано утром, запах свежей земли после дождя, запах отца, когда тот возвращался из гаража. Здесь не было ничего знакомого. Всё было чуждо, холодно и пусто.
Боль была нестерпимой, но её можно было бы игнорировать, если бы не это пустое чувство в его груди. Он не мог понять, что случилось. Он посмотрел вокруг, пытаясь найти что-то, что напоминало бы ему о доме, но ничего не было. Здесь не было запаха его дома, здесь не было звука, когда папа читал газету за завтраком. Всё исчезло.
Как это могло произойти? Он почувствовал резкое беспокойство. Он пытался сосредоточиться на своих чувствах, но они ускользали. Его внимание переключилось на другие детали: звуки, ощущение боли, пустота. И вот в этот момент он понял, что есть что-то важное, чему он не может найти объяснение. Это была не просто физическая боль. Это было что-то гораздо более сильное, гораздо более глубокое.
