- Щепка, ты глухая что ли? Сказала, иди сюда!
Игнор – моё второе имя. Привыкла. Поорут и забудут.
- Щепка у нас, типа, гордая? Или это…считает себя лучше
других?
- Слышь, Щепка? Считаешь себя круче нас?
- Да чего вы к ней прицепились? Отстаньте!
- А ты, Ванёк вообще молчи, а то и ты огребешь.
Одиннадцатый «Е» вполне оправдывает букву, на которую
называется. «Ешки» они и есть «ешки»…
Угораздило же меня попасть…
- Щепка…Нет, она меня достала, слышь, ты?
Меня резко хватают за плечо, разворачивают. Вижу перед собой
лицо Мироновой. Наверное, красивое было бы, если бы не надменная
ухмылка и тонна грима.
- Мы из-за тебя «ашкам» проиграли, ты, овца! Ты на хрена
сказала, что умеешь в волейбол?
Я сказала? Я никому ничего не говорила. В личном деле записано.
И я-то как раз умею, в отличие от…
- Ты… - Мирон хватает меня за влажную от пота майку, толкает к
стене.
Бить будет? Интересно. Это что-то новенькое.
- Мирон, да забей ты не неё…
- Забей? Да я с «бешками» забилась, что мы «ашек» уделаем, я
пять косарей поставила, а эта убогая нас слила…
Продолжаю молча смотреть ей прямо в глаза. Не мигая. Что-что, а
играть в гляделки я хорошо умею. Никто еще не переигрывал, кроме…
Кроме того, кого уже нет. И взгляд мой не все выдерживают.
Вот и Мирон слилась, опустила свои опахала нарощенные.
- Тварь, я тебя…
- Мирон, харэ! Отпусти новенькую! Она нам, между прочим,
двадцать очков принесла!
Именно, в трех партиях! Но всё равно я виновата в проигрыше. Ну
да, в некоторой степени… Не взяла пару подач, а могла. Но это
спорт, бывает. Руки вспотели, устала, дыхалки не хватило, не
допрыгнула – с моим-то ростом, метр с кепкой, ха-ха…
Ну и плевать.
Не конец света для меня.
Да уж… Если бы!
В раздевалку заглядывает наша староста Варька Сёмина.
- Ну, вы чё застряли? Конор там разбор полетов хочет
устроить.
Конором они называли учителя физкультуры фамилия которого была
Кононенко. В честь бойца ММА Конора Макгрегора, я так понимаю.
Дебилы…
- Отвали, Сёма, у нас тут свой разбор.
Миронова снова повернулась ко мне.
- С тебя десять косарей, поняла, ущербная?
- Ты чё, Мирон, «вай» десять, ты же пять ставила? – подает голос
«шестёрка» Мироновой Дунаева, по прозвищу «Дуня», я бы её иначе
назвала, впрочем, кликух тут у них много, самых разных.
- Отвали, тупорылая. Пять ставка, пять – я бы выиграла. Не
принесешь завтра, Щепка, процент начнет капать. Вдуплила?
- Не принесу.
- Что?
Туша Мироновой подается вперед, а рука замирает на моем горле.
Да ну? Рукоприкладство началось?
- Ты… Принесёшь, ясно?
Молчу. Спорить бесполезно. Никаких денег я ей, естественно не
отдам.
Понимаю, что после этого они будут из кожи вон лезть, чтобы
превратить мою жизнь в ад.
Только они ни хрена не знают, что такое ад.
Я уже в аду. Давно.
И плевать, что будет.
И на них плевать.
Поднимаю руку, беру Миронову за запястье, сжимаю с силой,
стараясь отвести ее лапищу от себя. Продолжая смотреть прямо с
глаза.
- Слышь, Мирон, она по ходу «рили крейзи», больная! Не
связывайся с ней. «Мочканет» еще!
- Я её сама «мочкану».
Из зала раздается противный звук судейского свистка. Снова
заглядывает Сёмина.
- Ну, девки, ну, быстрее! Пойдем!
Миронова резко толкает меня, спиной впечатываюсь в стену.
Больно. Но пофигу.
Потом неожиданно выхватывает у Дунаевой бутылку с какой-то
ядовито-красного цвета газировкой и выливает прямо на меня.
Вот же, с…
- Умойся, грязь, воняешь…
Просто, прекрасно! Тварь… Стою, обтекаю. Так неохота было в душ,
теперь придется.
Почти всё это бабье братство ржет надо мной. Срываю майку,
вместе с ней спортивный лифчик, мокрый и липкий от сладости, бросаю
на лавку. Хватаю полотенце.
- Действительно, надо умыться, после твоих поганых лап.
- Что?
Но ответить Мирон уже ничего не может, так как свисток Конора
под самой дверью.
